Вавилон

– Она горит в честь нашей победы!

– Что же сталось с царем Валтасаром? – в ужасе спросил Улу.

– Он мертв, как и все, кто пировал с ним этой ночью.

У Нанаи подкосились ноги, и она опустилась прямо в ил.

Улу хотел помочь ей встать, но с ужасом понял, что отныне он раб, а не вольный человек и руки его связаны. Покорившись судьбе, он обратился к солдатам с просьбой поднять Нанаи и вынести на берег.

В ответ начальник отряда пообещал ослабить веревку, если он укажет, где находится дворец великого князя Набусардара. Они направлялись туда, чтобы вызволить из заточения любимца Кира, князя Устигу.

Улу прикинулся несведущим, сославшись на то, что поселился в Борсиппе недавно.

Но тут очнулась Нанаи и протянула связанные руки в сторону величественного, широко раскинувшегося строения.

Пригрозив за обман смертью, начальник приказал солдатам вывести их в открытое поле и развязать там.

Сам же он со своим отрядом поспешал в Борсиппу, шагая по топкому руслу Евфрата, чтобы как можно скорее выпустить на волю начальника персидских лазутчиков в Вавилонии.

Нанаи невольно обернулась вслед удаляющемуся отряду и в последний раз увидела в небе очертания дворца, цитадель своей любви. Тяжелым, прерывистым вздохом простилась она с нею, навсегда простилась со всем, что звалось красотой, счастьем, жизнью. Нестерпимая боль пронизывала ее грудь, боль, которая стала еще острее, когда Нанаи перевела взгляд на пылающую Муджалибу – огромный раскаленный шар у величественного подножия висячих садов.

Обостренным слухом она различала в зловещем треске огня роковое:

«Царь Валтасар мертв, как и все, кто пировал с ним этой ночью!»

Нанаи хотелось перекричать безумный огонь, завыть от горя, но персидский солдат подтолкнул ее, и она молча пошла рядом с примолкшим Улу.

Сердца обоих разрывались, однако они не смели выдать своего отчаяния ни вздохом, ни взглядом, ни движением губ. Они ступали в безмолвии, как рабы, настоящие рабы властелина мира.

Выбравшись на берег, они прошли через ворота в стене и очутились на вавилонских улицах.

Им открылась ужасающая картина.

Городские ворота стояли раскрытыми настежь, в Вавилон со всех концов стекались лавины персов. Вереницы телег подъезжали к домам вельмож, их нагружали золотом, драгоценностями. Мостовые были усеяны телами убитых и пьяных. Халдейские воины с мечами, луками, копьями и дротиками в руках лежали бездыханными трупами вперемежку с женщинами, детьми и стариками.

Страшное зрелище являли собою улицы Вечного города – груды трупов и лужи крови, сливавшейся в потоки… Сандалии Улу и подол Нанаи насквозь пропитались ею. Не в силах больше видеть картины жестокости и страдания, они закрывали глаза. Но их слух раздирали стенания и вопли умирающих.

Наконец они вышли из этого ада, овеянного смертью и мукой, и оказались за пределами города, в том месте, куда сгоняли пленных и где находился шатер Кира.

Нанаи, избранницу Набусардара, разлучили с Улу и подвели к женщинам, отобранным для могущественнейшего из властелинов, покорителя народов, царя Кира.

Пленницы ждали у входа в шатер.

Но Кир словно не замечал их. Он глядел на кровавые злодеяния своего воинства, в зрачках его плясали отблески пожарищ. Губы царя были сурово сжаты. Опершись на металлическую стойку шатра, Кир хранил молчание, и только грудь его взволнованно вздымалась.

Крылья огненной птицы с востока простерлись над Воротами Богов – городом Мардука.

Вавилон находился в руках персов. Войско Набусардара сложило оружие. Халдейское царство, могущественнейшее из держав мира, стало персидской провинцией.

В колеснице, запряженной четверкой белоснежных лошадей, Кир с триумфом въехал в столицу поверженного врага. Пальмовыми и лавровыми ветвями устлали ему дорогу Эсагила и те из горожан, кто уповал на его справедливость и милосердие. У въезда в Храмовый город персидского владыку встречал верховный жрец Исме-Адад, облаченный в парадную ризу, с драгоценным подарком в шкатулке черного дерева.

Новый властелин сел в царском дворце на трон, на котором до сих пор восседали великие, овеянные славой правители Вавилонии, и произнес свою первую речь на священной земле Мардука. Кир произнес ее перед жрецами Эсагилы, покорившейся знатью, богатыми торговцами, простолюдинами во главе с Сурмой, которого выпустили из темницы солдаты Гобрия, перед сынами иерусалимского племени во главе с будущим его царем Зоровавелем. Он произнес ее перед высшими персидскими сановниками, среди которых находились лидийский царь Крез, бывший союзник Вавилонии, высшие военачальники – Гобрий, Сан-Урри, а также Забада и Элос вместе с князем Устигой.

Кир сказал так: