Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

Почти на всем протяжении человеческой истории важность ритуала признавалась безоговорочно. Именно через ритуальные акты человек отождествляет себя с врачующими силами природы, переходит или облегчает себе переход на новые ступени личностного опыта и развития.

Мастерс и Хьюстон. Разновидности психоделического опыта

Синяя подраненная ночь отступала по холоду. За туманом и ежевикой желтел огнями Брэннинг-у-моря. На западе еще видны были звезды, а на востоке уж раскидывало лучи солнце. Нетопырь раздувал угли. Три дракона убрели к дороге, и я пригнал их обратно. Потом мы ели, перемежая кряхтенье с молчаньем.

Вблизи моря утро начиналось сыростью. За Брэннингом корабли, как листки бумаги, скользили по воде к островам. Сажусь на Скакуна, начинается бережный и зыбкий спуск. Мы тычем драконов в бока, они шипят, но скоро находят ритм и вот уже легко и дружно шлепают лапами.

Паук увидел их первым:

– Кто это там?

Нам навстречу двигались люди. Передние бежали, задние шли. Фонари вдоль дороги, настроенные на предыдущий месяц и более долгую ночь, погасли.

Из ленивого любопытства я поехал в голову стада.

– Они еще и поют! – крикнул я.

– Ты слышишь песню? – как-то напряженно спросил Паук.

Я кивнул.

Он держал голову неподвижно, а тело по-прежнему покачивалось в седле. Он перекладывал кнут из руки в руку, из руки в руку. Красивое, сдержанное волнение. Я сыграл ему мелодию, пока еще нам не слышную.

– Это они хором поют?

– Да. Как-то очень торжественно.

– Одноглаз, – позвал Паук, – побудь пока при мне.

Я опустил клинок:

– Что-то не так?

– Может быть. Это родовой гимн Одноглаза. Они знают, что он с нами.

Я смотрел на него, ожидая пояснения.

– Мы думали вернуть его в Брэннинг без шума. – Паук щелкнул своего дракона по жабрам. – Хотел бы я знать, откуда они пронюхали.

Я глянул на Одноглаза. Он не глядел на меня и как будто наблюдал за толпой на дороге. Ничего путного на ум не пришло, и я заиграл. Не хотел говорить Пауку про горбуна с его повозкой.

До нас донеслись голоса, и я решил, что лучше все же сказать. Паук ничего не ответил.

Вдруг Одноглаз подстегнул дракона. Паук хотел его удержать, но Одноглаз увернулся от всех Пауковых рук. Дракон Одноглаза топотал вперед, Паук тревожно хмурил янтарные брови.

– Думаешь, он зря? – спросил я.

– Он знает, что делает, – отвечал Паук, а толпа на дороге густела. – Надеюсь, что знает.

Я смотрел на толпу и думал про Пистоля. Недаром он так струсил. Его страх, поди, расползся за ночь по Брэннингу, как мазутное пятно по воде в гавани.

– И что теперь будет?

– Будут восхвалять его. Сегодня. Потом – не знаю.

– Со мной что будет? Я про себя спрашивал.

Паук посмотрел удивленно.

– Я должен найти Фризу. Убить Кида. Ничего не изменилось.

Я помнил, какая рожа была у Пистоля, когда тот удирал от Кида. И теперь видел – узнавал! – Пистолев страх в искаженном лице Паука. Но тут было и еще что-то. Какая-то внутренняя сила оседлала те же лицевые мускулы. Да, большой человек Паук.

– Мне нет дела до Одноглаза. И вообще ни до кого. – Мои слова покрывал защитный хитин злости. – Я сойду вниз за Фризой и с ней подымусь наверх.

– Ты… – начал было Паук, но в нем, большом, нашлось место и для меня. – Удачи тебе.

Он снова посмотрел вслед Одноглазу, что, качаясь в седле, ехал навстречу толпам. Паук ехал сейчас вместе с ним, но я не знал, что больша́я часть его остается со мной.

– Значит, твоя работа сделана. Когда сдадим драконов, тебе заплатят… – У него мелькнула какая-то новая мысль. – Хотя вот что: за платой приходи ко мне.

– К тебе?

– Да, в мой дом в Брэннинге.

Он свернул кнут и коленом подогнал дракона.

Проехали еще один щит. Беловолосая женщина с теплым взглядом и холодным ртом хмуро глядела на меня.

ГОЛУБКА ГОВОРИТ: ЗАЧЕМ 99, ЕСЛИ МОЖНО 9000?

Я отвернулся от ее непонятной насмешки и стал думать о том, сколько людей стекаются этим утром навстречу Одноглазу и заполняют дорогу перед нами. Вот – узнали юного пастуха, песня смялась, толпа радостно закричала. Мы въехали в толпу.