Вавилон

Каждая социальная фракция в Англии имела свое мнение. Аболиционисты выступили с заявлениями в поддержку забастовщиков. Так же поступили и суфражисты, хотя и не так громко. Христианские организации печатали брошюры с критикой распространения незаконного порока на невинный народ, хотя евангелисты, выступающие за войну, в ответ приводили якобы христианский аргумент, что на самом деле подвергнуть китайский народ свободной торговле — это Божий промысел.

Тем временем радикальные издания приводили доводы о том, что открытие Китая противоречит интересам рабочих северной Англии. Чартисты, движение разочарованных промышленных и ремесленных рабочих, наиболее решительно выступили в поддержку забастовщиков; чартистский циркуляр The Red Republican, по сути, опубликовал заголовок, называющий переводчиков героями рабочего класса.

Это вселило в Робина надежду. Радикалы, в конце концов, были партией, которую Вигам нужно было умиротворить, и если такие заголовки смогут убедить радикалов, что война не в их долгосрочных интересах, то, возможно, все это удастся уладить.

И действительно, разговор о вреде серебряных изделий оказался более успешным в суде общественного мнения, чем разговор о Китае. Это был вопрос, который был близок к дому, который затрагивал среднего британца в понятных ему формах. Серебряная промышленная революция привела в упадок как текстильную, так и сельскохозяйственную промышленность. Газеты публиковали статью за статьей, рассказывая об ужасных условиях труда на фабриках, работающих на серебре (хотя у них были и опровержения, в том числе опровержение Эндрю Уре, который утверждал, что рабочие фабрик чувствовали бы себя гораздо лучше, если бы только потребляли меньше джина и табака). В 1833 году хирург Питер Гаскелл опубликовал тщательно изученную рукопись под названием «Мануфактурное население Англии», посвященную главным образом моральному, социальному и физическому воздействию сереброобрабатывающего оборудования на британских рабочих. В то время эта книга осталась практически без внимания, за исключением радикалов, которые, как известно, все преувеличивали. Теперь же антивоенные газеты ежедневно печатали выдержки из него, в ужасных подробностях рассказывая об угольной пыли, которую вдыхали маленькие дети, вынужденные пробираться в тоннели, куда не могли пролезть взрослые, о пальцах рук и ног, потерянных станками с серебряным двигателем, работающими на нечеловеческих скоростях, о девочках, которые были задушены собственными волосами, попавшими в жужжащие веретена и ткацкие станки.

Газета Spectator напечатала карикатурную иллюстрацию истощенных детей, раздавленных насмерть под колесами какого-то туманного устройства, которое они назвали «Белые рабы серебряной революции» (WHITE SLAVES OF THE SILVER REVOLUTION). В башне над этим сравнением глупо смеялись, но широкая публика, казалось, была искренне потрясена. Кто-то спросил члена Палаты лордов, почему он поддерживает эксплуатацию детей на фабриках; он ответил довольно легкомысленно, что использование детей в возрасте до девяти лет было объявлено вне закона в 1833 году, что привело к более широкому возмущению по поводу страданий десяти- и одиннадцатилетних детей в стране.

— Неужели все так плохо? — спросил Робин у Абеля. — Фабрики, я имею в виду.

— Хуже, — сказал Абель. — Это только те несчастные случаи, о которых они сообщают. Но они не говорят о том, каково это — работать день за днем на этих тесных этажах. Вставать до рассвета и работать до девяти с небольшими перерывами между ними. И это те условия, которых мы жаждем. Работа, которую мы хотели бы вернуть. Я представляю, что в университете вас не заставляют работать и вполовину так же усердно, не так ли?

— Нет, — — сказал Робин, чувствуя себя смущенным. — Не заставляют.

Статья в «Спектаторе», похоже, особенно сильно повлияла на профессора Крафт. Робин застала ее сидящей с ней за чайным столом, с красными глазами, уже после того, как остальные закончили завтракать. Она поспешно вытерла глаза носовым платком, когда увидела его приближение.

Он сел рядом с ней.

— С вами все в порядке, профессор?

— О, да. — Она прочистила горло, сделала паузу, затем придвинула к себе газету. — Просто... это та сторона истории, о которой мы не часто задумываемся, не так ли?

— Я думаю, мы все хорошо научились не думать о некоторых вещах.

Она, казалось, не слышала его. Она смотрела в окно на зелень внизу, где место протеста забастовщиков было превращено в подобие военного лагеря.

— Моя первая запатентованная пара повысила эффективность оборудования на шахте в Тайншире, — сказала она. Она удерживала тележки с углем на рельсах. Владельцы шахты были так впечатлены, что пригласили меня в гости, и, конечно, я пошла; мне так хотелось внести свой вклад в развитие страны. Я помню, как был потрясена тем, что в шахтах было много маленьких детей. Когда я спросила, шахтеры сказали, что они в полной безопасности, и что помощь в шахтах уберегла их от неприятностей, когда их родители были на работе.

Она тяжело вздохнула.