Вавилон

Войдя в аллею перед казармой, Телкиза встала под пальмой, сама стройная, как пальма, и устремила взор на террасы.

Вскоре у зубчатой стены появился отлично сложенный мужчина и оглядел улицу; казалось, он поджидал кого-то.

— Это он нас высматривает, — сказала Гемеза, — нас, потому что мы всегда проходим здесь в это время.

— Он знает, кто я? — спросила госпожа, не сводя глаз с его лица цвета золотистых спелых олив.

— Нет, моя повелительница.

— А какого он происхождения?

— Мать его была гречанка, отец знатный халдей. Он с юга, почти с самого устья Евфрата и Тигра.

Телкиза что-то прошептала, но служанка ее не поняла. Да и походило это скорее на вздох, чем на слова, вздох, понять который способен лишь тот, кто изведал муки сердца и честолюбия.

Наконец Исма-Эль заметил их. Голова Телкизы была покрыта струящейся волнами бирюзовой кисеей, над лбом вились черные локоны, каких он в жизни не видел ни у одной женщин. О да, таких он еще не видывал. Это была прекраснейшая из прекраснейших женщин.

То же думала об Исма-Эле и Телкиза. Она не помнила среди мужчин, с которыми разделяла ложе, более красивого. Сила и пылкость южанина сочетались в нем с утонченностью северного жителя.

Исма-Эль скрестил на груди руки, намереваясь поклониться, но в этот момент Телкиза закрыла лицо вуалью и удалилась.

Она ушла, но сердце ее рвалось к нему. Она жаждала близости. Жаждала его прикосновений. Жаждала никнуть в огне его глаз. Жаждала принадлежать ему. Телкиза уже сама не понимала, чего желает сильнее, — принадлежать Исма-Элю или отомстить Набусардару.

С того дня она не раз проплывала в роскошном паланкине мимо казарм лучников — всегда в одно и то же время, и всегда на террасе за зубцами стены стоял Исма-Эль. Наконец, утомленная этой игрой, она приказала однажды остановиться в аллее перед казармой и пригласить Исма-Эля к себе.

Раздвинув занавески и прикрывая лицо веером, усыпанным крупинками жемчуга, словно слезами, она протянула приблизившемуся воину шелковый свиток.

Исма-Эль, уже проведавший, кто эта красавица, тотчас узнал ее. Он с волнением развернул свиток и прочел:

«Нынешней ночью буду ждать тебя в саду моего дворца. Войди в ворота, обращенные к Евфрату. Стража тебя пропустит. Да не оставит тебя своей милостью богиня Иштар».

«Нынешней ночью буду ждать тебя в саду… войди в ворота, обращенные к Евфрату… Да не оставит тебя… богиня Иштар…» — словно не понимая, повторял он про себя… Наконец Исма-Эль очнулся и хотел было поцеловать край ее платья, благодарный за та что она удостоила его своей любви, но, подняв глаза, обнаружил, что паланкин уже далеко.

Исма-Эль снова перечитал послание от начала до конца. Потом еще и еще… Не чудо ли это? Остаток дня военачальник провел в сильнейшем волнении и вечером отправился ко дворцу Телкизы.

Сад Телкизы пышностью уступал лишь муджалибским. Великолепие Старого Света было представлено в нем с расточительной щедростью. Сад перегораживали толстые стены, выложенные мрамором, терракотой и причудливой мозаикой, разделяя его на несколько частей, куда можно было попасть через отдельные входы. Калитки были украшены орнаментом из золота, серебра и драгоценных каменьев. В фонтанах перед калитками лепетала вода всевозможных оттенков, над причудливыми цветными водоемами парили легкие стрекозы. Посреди сада, на берегу искусственного пруда со скульптурной нимфой в центре был разбит розарий. С ажурной решетчатой аркады свисали гирлянды вьющихся роз, лозы и листья которых густо переплелись. В их сени скрывались пышные ложа на подставке из глазурованного кирпича, перламутра и тибетской яшмы.

Сюда от евфратских ворот привела Гемеза начальника лучников.

Некоторое время он сидел в одиночестве, окруженный пьянящим благоуханьем цветов. Но вот среди розовых гирлянд мелькнула фигура Телкизы.

Растерявшись, Исма-Эль не мог выговорить ни слова. Телкиза поняла его удивление и слабо улыбнулась, желая рассеять его тревогу, вызванную сознанием, что перед ним жена верховного военачальника. Исма-Эль в глубине души понимал, что все поставил на одну карту, что безрассудно рискует головой, но красота Телкизы лишила его способности размышлять трезво.

Телкиза шла к нему, легонько касаясь руками решетчатых стенок навеса. На шее у нее позванивало ожерелье из золотых лилий, а в волосах мерцали топазы, подобные каплям росы, упавшим на вороново крыло. В легкой прозрачной тунике Телкиза блистала и светилась ярче звезд. Ее тело было рядом и благоухало, благоухало всеми ароматами этого неповторимого сада. Черные алмазы ее глаз сверкали в лунном сиянье, словно сказочная долина. Казалось, она касается. не изгороди, а струн треугольной лиры, и каждое ее прикосновение рождает новый, иной звук.

Исма-Эль затаил дыхание. Он не мог больше ждать, когда она приблизится к нему, и, скрывая волнение, двинулся ей навстречу.

— Приветствую тебя, — молвила Телкиза, и бархатный ее голос мягко прозвучал в сумеречных далях и в душе Исма-Эля.

— Богиня любви, — произнес он почтительно и склонился, чтобы поцеловать край воздушной ее одежды. Когда Исма-Эль поднял глаза, Телкиза произнесла: