Вавилон

С того дня Нанаи еще больше прильнула душой и сердцем к Набусардару, который не покидал крепостных стен. Градом сыпались на них персидские стрелы, но он готов был умереть ради того, чтобы жила Вавилония.

Дни она проводила в обществе Теки, скульптора, Улу, нередко — среди прях и ткачих. И все это время лицо ее оставалось сосредоточенным и печальным.

Но в один прекрасный день привычное течение жизни во дворце было нарушено появлением незнакомого человека. При нем оказалась грамота с оттиском печатки Набусардара, и назвался он певцом, которого якобы послал сам верховный военачальник, чтобы развлечь Нанаи в ее одиночестве. Тека поспешила сама привести певца к госпоже, надеясь, что тот развеет ее печаль.

Певец сидел в комнате перед Нанаи, склонившись над семиструнной лирой, подобной той, какую вложили в руки Терпандра божественные силы Крита. Он то касался перстами струн, то искоса доглядывал на избранницу великого Набусардара.

Музыкант был еще не стар, но в волосах его поблескивали серебристые пряди. Ясный взгляд его излучал неизъяснимую силу, и всякий раз, как он пробегал глазами по лицу Нанаи, в душе у нее поднималось странное беспокойство.

— О, — проговорила она, — твой взгляд смущает меня, ты покоряешь меня своим искусством, играй же, играй.

Певец исторгал из струн чарующие звуки, словно и в самом деле пытаясь обольстить свою слушательницу.

— Мой господин послал тебя, чтоб утешить меня. Скажи, чем могу утешить его я?

— Твой господин послал не только утехи ради, — ответил музыкант в паузе между песнями, — Знай — по ночам его мучают кошмары… Кто-то из богов угрожает ему…

— Чем? — выпалила Нанаи испуганно.

— Не смею огорчать тебя, избранница любви. Но знай — боги непреклонны в своем промысле.

— О чем ты? Скажи — прошу тебя, очень тебя прошу.

— Я не могу говорить тебе о тревогах твоего господина, великого Набусардара.

— Верно, это что-нибудь страшное, очень страшное, потому что Набусардар равнодушен и к богам и к наветам. Скажи, заклинаю тебя чарующими звуками твоей лиры! В этом нет ничего худого, даже если ты и дал обет верности и молчания. Скажи, заклинаю тебя колдовством твоих мелодий!

— Неужто ты так сильно любишь Набусардара?

— Да.

— И никого больше в целом свете?

— Никого. Певец задумался.

— Это-то и погубит твоего повелителя, моя несравненная госпожа.

Нанаи похолодела.

— Так говори же, чародей, говори, не мучай Меня.

— Волей богини Иштар тебе суждено делить свое сердце между двумя, любить двоих, жертвовать собой ради двоих, с двумя наслаждаться.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я пришел предупредить тебя, что одна из чаш на весах твоих чувств заметно перетянула другую, и тот, кому отдалась ты всецело, должен умереть. Это открыла Набусардару небесная Иштар.

— Набусардар должен умереть из-за моей любви к нему? Этого я не допущу. Сердце, которое жаждет быть благоухающим цветком, не станет роковой ловушкой. Нет, нет, певец, любовь не смеет убивать.

— Не должна бы, несравненная госпожа, никого и никогда. Однако сердце твое, на котором печатью лежит поцелуй того, другого, мирится с тем, что он страдает и гибнет в подземелье. Боги в своей суетности умеют быть и справедливыми. Они призывают к себе не Устигу, а Набусардара.

— Певец! — ужаснулась Нанаи.

— Ты скажешь, что в тревожное время, когда у стен города бушует война, твой долг — хранить любовью того, кто на куртинах ежедневно подставляет грудь под стрелы врагов?

— О да! Два года с замиранием сердца я жду его в этих стенах, мысль о грозящей ему опасности может свести с ума. Но, скажи, что же в этом удивительного, певец? Ведь я всего лишь женщина, которой так необходимо опереться на плечо мужчины. Тебе ли не знать этого! Если тебя и вправду послал Набусардар, он, верно, говорил, как задобрить своенравных богов…

— У тебя есть ключи от подземелья. Из чистого золота. Их подарил тебе Набусардар во вторую годовщину вашей встречи у Оливковой рощи. Верно я говорю?

— Верно.

— Он преподнес их в знак того, что считает тебя хозяйкой своего дома и целиком доверяет тебе… Ныне Непобедимый посылает тебе, — певец запустил руку в кошель за своим широченным кожаным поясом, — вот этот перстень.

Он повертел его в руках — камни заиграли, вспыхнули на свету.

— Великий Набусардар посылает его персидскому князю Устиге.

— Устиге? — От удивления Нанаи произнесла это имя шепотом.

— Именно Устиге, несравненная госпожа. Сумасбродство простого смертного не стоит того, чтоб о нем говорили, зато прихоти великих людей заслуживают всяческого внимания.

— Ты — демон! — вскричала Нанаи. — Как можешь ты насмехаться?

— Я придворный певец, и мое дело — играть да потешать. Но я умею быть и серьезным. Случается, и у меня болит душа. Прости, любезная госпожа, избранница великого Набусардара.

И он снова ударил по струнам, и снова полилась щемящая, скорбная мелодия.

Нанаи потупила глаза, черные мысли не давали ей покоя.