Вавилон

Телкиза вернулась к пировавшим женщинам, заставив себя обворожительно улыбаться. Роскошная, ослепительная, она села за один стол со своими завистниками и восторженными почитательницами.

Телкиза заметила, что царица воспользовалась ее отсутствием и вместе со своей прислужницей понесла пророку Даниилу еду и питье с праздничного стола… Телкизу это нисколько не удивило. Привязанность царицы к иудейскому мудрецу всегда оставляла ее равнодушной. Тем менее занимало ее это в данную минуту.

Вдыхая аромат смол и цветов, Телкиза задумчиво смотрела перед собой. Душой она оставалась в ападане. Набусардар не выходил у нее из головы.

Когда утих рокот струн и замерли последние звуки песен, воины Исма-Эля доложили Набусардару, что на подступах к городу все спокойно и Вавилону не угрожает никакая опасность, предчувствие которой бесконечно томило военачальника, — он и пил меньше, и был сдержан в веселье — беспокойство не покидало его.

Лишь один раз, захваченный пением иерусалимских юношей, засмотревшись на прозрачную каплю вина, он увидел в ней погруженный во тьму борсиппский дворец. С нежностью подумал он о Нанаи, спящей под охраной стражников, вспомнил Теку, скульптора, жреца Улу. Его переполняла благодарность к той, которая носит под сердцем его первенца.

Набусардар растер пальцем каплю чудесной влаги, а голос Валтасара спугнул его сказочное видение…

— Довольны ли вы, мои боги? Кто из живущих мог бы воздать вам большие почести? — спесиво кричал царь.

Он высокомерно оглядывал сотрапезников. Когда взгляд его остановился на одном из советников, иудее, отрекшемся от своего племени и за большую сумму получившем службу у Набонида, тот решительно поднялся и сказал:

— Не дай себя обмануть, о могущественнейший из могущественных! Эти отроки поносили тебя и твоих богов, песней и музыкой несравненной возвеличивая своего Ягве.

Кровь бросилась в лицо Валтасару. Вскочив с кресла, он взревел:

— Кто тебя подкупил? И как посмел ты перед жрецами и вельможами Вавилона унизить царя царей и глумиться над всемогущими богами? Перед всем народом и гостями ты позоришь своего повелителя и оскверняешь создателя своего Мардука! Смерть тебе!

— Смерть заслуживают не я, а они, — советник указал на певцов. — Дозволь слуге твоему доказать свою правоту.

Губы Валтасара побелели.

— Именем Мардука заклинаю тебя! — настаивал советник.

Неожиданно из толпы иудейских певцов вышел юноша и сказал вельможе:

— Чего ради ты сперва предал свое племя и боги своего, а теперь выдаешь тех, кто не отрекся от Ягве и останется верен ему до самой смерти?

— Вы обманываете царя, властелина своего! — набросился на него советник. — Да, они обманули тебя, царь. Праведный гнев сотрясет тебя, если я переложу тебе с их языка на твой язык слова псалмов.

И он без промедления пересказал первую песню:

— «Будь благословенно имя Ягве отныне и присно и во веки веков. От восхода солнца до заката славься имя Ягве».

— Он правду говорит? — вскричал Валтасар, и глаза его гневно сверкнули.

— Правду, — подтвердил иерусалимский юноша, спокойно взглянув на царя глубокими, словно бездонными очами.

— Так будьте вы прокляты и да постигнет вас справедливая кара! — воскликнул царь. — Двадцати из вас гореть в печи огненной, чтобы вы почувствовали, сколь лучезарен ваш бог!

Едва он умолк, как советник при всеобщем возбуждении стал перелагать второй псалом:

— «О дщерь вавилонская, быть тебе поверженной, благословен тот, кто отметит тебе за содеянное нам зло».

— Я велел угостить их с царского стола, — захлебываясь, прохрипел Валтасар. — Отныне пеплом кормите двадцать других, покуда не испустят дух. Советник пересказал и третий псалом:

— «Все боги всех племен — не более как идолы. Ягве же сотворил небеса, укрепил твердь земную и всякого судит по справедливости своей. Он покарает тех, кто говорит камню: ты создал меня! Но явит он милость верным, вызволит их души из рук святотатцев, ибо всемогущ он».

— В яму их, в яму, к львам! — хрипел Валтасар. — Слушать больше не желаю! Двадцати другим выколоть глаза, остальным привязать на шею камень и бросить в Евфрат!

Валтасар в исступлении рухнул в царское кресло. Когда он пришел в себя, стражники уже выводили иерусалимских юношей. Царь тупо смотрел им вслед помутившимся взором и порывисто дышал. Он тер ладонью веки и давился слюной. С ужасом осознав, что произошло, он боялся взглянуть на гостей. Как всегда, приходя в ярость, царь терял над собой власть, в глазах у него темнело, к горлу подступала тошнота. Наверное, Мардук теперь отвернется от него и ослабит его мощь. Но в душе, желая задобрить бога, Валтасар клялся извести иудеев всех до единого.

— Да, да, я исполню это… — бормотал он, покачивая тяжело опущенной головой.

Валтасар страдал, страдал невыносимо. Двести тысяч персов одолел, а совладать с племенем израильтян и иудеев не может. От стен Вавилона отогнал тучи персидского войска, а изгнать Ягве из Вавилона не в силах.

Внезапно царя осенила мысль. Лицо его оживилось на короткий миг, приняло выражение умиротворенности. Царь упивался про себя воображаемой картиной.