Вавилон и Башня

– Ладно, Сергуш, давай за встречу, – и протягиваю, значит, руку.

Выпил. Водка обожгла. Хреново не стало. Даже не пришлось чем-то занюхивать. Передал ему ополовиненную манерку…

– Да ладно, – махнул рукой Сергуша. – У меня еще есть, – и залпом влил в себя остальное, стряхнув капли в костер. – Это огню.

– Сергуш, я не понял. В какой такой точке мы, а? Это ж Подмосковье. Здесь что? Тоже война?

– Тоже война. Война вообще везде, Бэдэ.

– Это как?

– А вот так, – Сергуша достал откуда-то здоровенную походную флягу, снова наполнил манерку до краев. – Понимаешь, Бэдэ… Вот ты… когда сегодня Егорку из горящего «рупьсорок» спасал, себя на войне не чувствовал? Или когда с Лизой любезничал? Или когда Мишу-халата хотел «глоком» попугать?

– Откуда ты знаешь-то?

– Знаю. Что ты знаешь, то и я знаю. Во как! Ну… – Сергуша выдохнул и запрокинул манерку. – Давай, дорогой, за тебя!

– Во как…

– А ты с войны и не возвращался никогда. Как попал на нее, там и живешь. Скажешь, не так?

Сергуша опять передал мне водку. Я глотнул, вроде бы слегка. Когда посмотрел, дно аж сухое.

– Может, и так, – согласился я. Но все лучше, чем это… это… – думал, как бы лучше сказать. Ведь не скажешь, мол, лучше, чем в тюльпане сгореть.

– Ну, что?! Хочешь сказать, что это лучше, чем, как я, в тюльпане сгореть? Я не сгорел, Бэдэ. У меня была война, и я из нее вышел. А ты нет. Вот и все.

– Блин, Сергуш… я вот чего только не понимаю. Понятно, сон это… все из-за контузии. Знаю, мне медики говорили. Я вот только не догоняю, зачем мы вообще туда поперлись. А? Кому это было нужно? Эта ДРА³⁶, что б ее! Пришли, половина пацанов полегло – и ушли. А в восемьдесят девятом? Уже вывод был во второй части. А сколько в Саланге³⁷ полегло тогда, знаешь? Зачем, на хера?!

– Ин локо парентис!

– Чего?

– Ин локо парентис, – повторил он. – Вместо предков то есть. У тебя родителей никогда не было. Ты с самого начала родился на растерзание, как и все мы, кто там был. Вот и того! – Сергуша налил еще. – И у меня не было, – и он выпил.

– Блин, да я знаю, Сергуш. Ну и чё? При чем тут родаки, а?

– А при том, Бэдэ. Волки мы. А ты! – и он такой показывает на меня. – До сих пор волк!

– Ну а кем быть, Сергуш? Овцой, что ли? А? Овцой? – Я взял у него полную манерку и залил в себя разом. – Овцой, да? Чтоб душманы резали, чтоб всякие шакалы прессовали?! Падлой быть, да?! Терпилой?!

– Почему овцой?

– А кем тогда?!

– Животным не будь, Бэдэ, – и Сергуша снова выпил. – Животным не будь…

– Ну, епт… как с тобой разговаривать… Ты у нас умный, книжки всякие всегда читал. Мы все животные, Сергуш?

– Ну… – развел руками он.

Сергуша вытянулся у костра. Словно приготовился что-то долго рассказывать. Вот так он нам рассказывал разное и тогда. Сначала, когда стояли перед распределением под Кабулом, все еще мирно было, потом уже на долгом замесе в Джелалабаде…

Я подставил костру руки, не стал ничего говорить. Животные мы и есть, кто ж еще…

– В общем, – как обычно, на медляке, начал Сергуша, – ты про Вавилонскую башню что-то слышал? – и, не дожидаясь моего ответа, по ходу, ему и так понятно было, что ни хрена не слышал, грустно покачал головой. А я в натуре ни черта не слышал. Ну была там какая-то башня, и хрен с ней. – Так вот. Есть такое библейское предание про Вавилонскую башню. Люди очень верили в своего Бога. И очень хотели ему понравиться. И поэтому строили башню. Высокую. Чтоб поближе к Богу быть. Они реально верили, что Бог на небе. А еще, Бэдэ, раньше башню было непросто строить. Не какие-то два или три года. На это много времени уходило. Реально много, Бэдэ. Все ведь вручную делали. А потом, представляешь, как-то достроили они свою башню! Те, кто с самого начала строил, уже совсем стариками стали, так долго строили.

– А зачем строили-то?

– Я ж тебе говорю, поближе к Богу хотели быть.

– Епт, духи, в натуре.

– Это да! Правда, когда достроили, начали спорить, кто в первую очередь на башню заберется, чтобы помолиться. И так сильно спорили, что некоторые даже поубивали друг друга.

– А на фига там молиться, Сергуш? Как мулла, что ли, чтоб все душманы в округе слышали? Чего-то я не догоняю пока.

– Да не… душманы тут ни при чем. Люди верили, что, если заберутся на такую высокую башню, которых раньше и не было-то, Бог их сразу услышит. Их молитву! Только их! А не других людей, которые ниже, на земле. Про тех Бог вообще пока забудет, так они думали. Ведь они на башне, а те – там, на земле гоношатся.

– Ааа… ну врубился, – начало доходить до меня. – Это типа того, как к нам тогда поп в рясе приезжал. К нему сразу полковник молиться побежал, а остальных кадилом обмахали, и все.

– Ну… почти. Вот только в этой истории люди так верили, что начали внизу драться. Один кричал: «Я, я, я…» Другой: «Нет, я, я, я!» Третий причитал: «Добрые люди, мне надо, чтобы мои молитвы Бог услышал, у меня уже третий год жена болеет…» И так далее, в таком духе. Бог очень разозлился на них. За глупость и, как потом это назвали, легковерие. Вот и покарал.

– Как нас?