Когда происходит замена официального государственного языка, обычно следуют серьезные последствия. В данном случае они затронули не только древних ассирийцев, но и современных археологов: изменение языка и письменности повлекло за собой неминуемый конец нашего богатого наследия древних текстов. Глиняные таблички неуничтожимы, особенно если они в огне превратились в терракоту либо специально, либо в большом пожаре, как это часто случалось во время неистового разрушения зданий, где их и хранили. И хотя о них забыли на тысячелетия, они по-прежнему прекрасно сохраняют изначально написанные на них тексты. Так не ведут себя органические материалы – папирус и кожа, на которых писали документы на арамейском языке. Даже если эти носители и не были сожжены, то они разложились и исчезли, что обычно и происходило за несколько десятилетий, если не раньше. В результате наши знания о последних веках существования цивилизации в Месопотамии ограниченны. За некоторым исключением мы знаем лишь то, что древние решили записать на языке, который тогда становился языком ученых, священнослужителей и собирателей древностей. Для ассирийцев это должно было стать предупреждением о разрушительном итоге – потере для мира всей их истории.
В наше время нет примеров, которые помогли бы нам понять смысл того, что происходило с буквами ассирийского языка. Мы можем провести аналогию лишь с реформой турецкого языка 1920-х гг., которую проводил Мустафа Кемаль, позже названный Ататюрком, основатель и первый президент современной Турецкой Республики, которая сменила почти 500-летнюю Османскую империю. В 1928 г. использование арабской вязи для письма на турецком языке запретили, а вместо нее предложили использовать модифицированную форму латинского алфавита. И хотя сначала этому сопротивлялись, реформы были проведены незамедлительно. Через год пользоваться арабским письмом означало совершить уголовное преступление. Так вся страна внезапно стала неграмотной. Сам Ататюрк ездил по Турции с черной доской и мелом и давал импровизированные уроки грамоты на рыночных площадях и железнодорожных станциях. После этого с учреждением в 1932 г. Turk Dil Kurumu – Общества турецкого языка огромное количество арабских и персидских слов и выражений, которые были в ходу во времена Османской империи, из турецкого языка удалили, заменив их турецкими народными фразами и неологизмами. Всем туркам пришлось заново учиться говорить на родном языке. Последующие поколения, которые обучались только новым буквам и «очищенному» языку, не смогли прочесть ни одного текста, написанного до 1928 г. В результате были искоренены все знания о временах Османской империи. Разумеется, это произошло во исполнение благой или злонамеренной цели Ататюрка.
Предвидели ассирийцы или нет такую ситуацию в будущем? По мере все расширявшегося вторжения арамейского языка в их жизнь могли ли они представить себе, что все знания об их долгой истории в один прекрасный день могли быть утрачены? По-видимому, у них было ощущение того, что давние шумеро-аккадские традиции, гордыми наследниками которых они являлись, впервые оказались под угрозой.
В результате возникла идея создания в Ниневии царской библиотеки во дворце последнего великого ассирийского императора Ашшурбанипала (669 – ок. 629 до н. э.). Здесь находилось далеко не первое и не единственное большое собрание документов Древней Месопотамии, но, по-видимому, это был архив, созданный специально ради сохранения наследия прошлого – литературных богатств клинописной культуры. Об озабоченности царя этой проблемой свидетельствует фирменный знак на многих хранившихся в архиве табличках – надпись «Ради далеких дней».
Мы не знаем, сколько ассирийских правителей в более поздние времена были грамотными, способными по крайней мере читать письма и депеши, и не зависели от секретарей, которые могли прочитать им их вслух. Эта способность, вполне возможно, высоко ценилась не столько за демонстрацию образованности царя и его интеллекта, сколько за возможность добраться до сути того, что реально происходило вокруг. Легко представить себе писцов, тщательно «фильтрующих» то, что они говорят монарху. Многие из них вполне могли бояться быть носителями дурных новостей, особенно если царь оказывался вспыльчивым, подверженным взрывам раздражительности и склонным наказывать вестника неугодных вестей. О том, что такая цензура существовала, недвусмысленно говорится в предупреждении, содержащемся в одном из писем, адресованных во дворец: «Кто бы ты ни был, писец, который будет читать это письмо, не утаивай ничего от царя, моего господина, чтобы боги Бел и Набу милостиво отозвались о тебе царю».