Вавилон. Сокрытая история

Свободная торговля. Это всегда была главная линия британцев – свободная торговля, свободная конкуренция, одно поле для всех игроков. Только в итоге все совсем не так. Свободная торговля на самом деле означает доминирование Британской империи, ведь что может быть свободного в торговле, которую поддерживает огромный военно-морской флот, обеспечивая безопасный доступ к морям? Когда обычные торговые компании могут развязать войну, влиять на налоги и вершить гражданский и уголовный суд?

Гриффин имел право на злость, подумал Робин, но был не прав, считая, будто это можно как-то изменить. Эта торговая сеть высечена в камне. Ничто не изменит такое положение дел: слишком много частных интересов, слишком много денег на кону. Можно понять, куда все это заведет, но власть имущие сами получают барыши, а те, кто страдает от таких обстоятельств, и вовсе лишены власти.

– Об этом так просто забыть, – сказал Робин. – В смысле, на чем все основано. Потому что, когда ты в Оксфорде, в башне, это лишь слова, лишь бесплотные идеи. Но мир куда больше, чем я думал…

– Он именно настолько большой, как мы думали, – сказал Рами. – Просто мы забыли о том, что все остальное в нем тоже имеет значение. Мы научились не замечать того, что находится у нас прямо перед носом.

– Но теперь я вижу, по крайней мере, понимаю гораздо лучше, и это разрывает мне сердце, Рами, хотя я даже не понимаю почему. Как будто… как будто…

Как будто что? Как будто он не видел ничего поистине ужасного? Как будто он не видел рабского труда на плантациях в Вест-Индии в самых жестоких формах, не видел умирающих в Индии жертв голода, которого можно было избежать, не видел убитых индейцев Нового Света? Он увидел только опиумный притон, но и этого достаточно, чтобы представить весь масштаб ужасов.

Робин перекинулся через перила моста, задумавшись, что будет, если упадет вниз.

– Ты что, хочешь спрыгнуть, Птах? – спросил Рами.

– Мне просто кажется… – Робин набрал в грудь воздуха. – Мне просто кажется, что мы не имеем права жить.

– Ты серьезно? – хладнокровно спросил Рами.

– Нет, я просто… – Робин зажмурился. Его мысли путались, он не знал, как выразить то, что было у него на уме, он мог ухватиться только за обрывочные воспоминания. – Ты читал «Путешествия Гулливера»? Я постоянно читал, когда жил здесь, так часто, что почти выучил наизусть. Там есть глава, где Гулливер попадает в страну, которой правят лошади, они называют себя гуигнгнмами, а люди там – дикари, безмозглые рабы под названием яху. Все поменялось местами. И Гулливер настолько привыкает к жизни со своим хозяином-гуигнгнмом, настолько убеждается в превосходстве лошадей, что, когда возвращается домой, его ужасают собратья-люди. Он считает их идиотами. Ему невыносимо находиться рядом с ними. Вот именно так… именно так… – Робин качнулся взад и вперед над мостом. Как бы глубоко он ни вдыхал, ему не хватало воздуха. – Ты понимаешь, о чем я?

– Да, – мягко ответил Рами. – Но не будет никакой пользы, если мы устроим по этому поводу истерику. Так что отойди, Птах, пошли обратно, тебе надо выпить воды.

На следующее утро Робин сопровождал мистера Бейлиса в центр города, в правительственное здание, на аудиенцию у императорского наместника Линя Цзэсюя.

– Этот Линь поумнее других, – сказал по пути мистер Бейлис. – Почти неподкупный. На юго-востоке его называют Линь Цинтянь[87] – «чистый, как небеса», настолько он невосприимчив к взяткам.

Робин промолчал. Он решил вытерпеть остаток срока в Кантоне, делая только то, что от него требуется, а это не включало отклик на расистские замечания мистера Бейлиса.

Мистер Бейлис как будто ничего не заметил.

– А теперь навострите уши. Китайцы дьявольски изворотливы, двуличны по натуре. Всегда говорят одно, когда имеют в виду прямо противоположное. Осторожнее, не дайте им обвести себя вокруг пальца.

– Я буду внимателен, – коротко пообещал Робин.

По рассказам мистера Бейлиса можно было представить наместника Линя гигантом, чьи глаза пылают огнем, а на голове рога, как у черта. На самом деле он оказался человеком обходительным, с мягкими чертами лица, среднего роста и сложения. Силу его характера невозможно было предположить, если бы не взгляд, сверкающий и проницательный. Присутствовал и его личный переводчик, молодой китаец, представившийся как Уильям Ботельо; к удивлению Робина, он учил английский в Соединенных Штатах.

– Добро пожаловать, мистер Бейлис, – сказал наместник Линь, и Уильям быстро перевел его слова на английский. – Мне сказали, что вы хотите поделиться со мной некоторыми мыслями.