Вавилон. Сокрытая история

– Но все же они приняли решение об отмене рабства, – заметил Робин. – В конце концов.

Энтони тихо рассмеялся.

– Ты думаешь, дело в моральных принципах? Нет, отмена рабства стала популярной идеей после того, как Британия потеряла Америку и решила, что теперь дойной коровой станет Индия. Однако хлопок, индиго и сахар из Индии не могли занять доминирующее положение на рынке, если не вытеснить с него Францию, а Францию невозможно было вытеснить, пока благодаря британским работорговцам Вест-Индия приносила ей такую прибыль.

– Но…

– Никаких «но». Движение аболиционистов, которое ты знаешь, – это сплошная напыщенность. Одна риторика. Питт изначально заговорил об этом, чтобы прекратить продажу рабов Франции. А парламент встал на сторону аболиционистов, потому что очень боялся восстания чернокожих в Вест-Индии.

– Так ты думаешь, дело только в экономике и страхе?

– Ну, необязательно. Твой брат любит говорить, что британцев побудило принять закон об отмене рабства восстание рабов на Ямайке, пусть и неудачное. Он прав, но прав лишь наполовину. Видишь ли, восстание завоевало симпатии британцев, потому что его лидеры были баптистами, а когда оно провалилось, белые рабовладельцы на Ямайке начали разрушать церкви и угрожать миссионерам. Те баптисты вернулись в Англию и заручились поддержкой из-за религии, а не из-за естественного права человека на свободу. Я хочу сказать, что отмена рабства произошла потому, что у белых возникли причины для беспокойства – будь то экономические или религиозные. Но пусть они считают, что сами до этого додумались. Бесполезно рассчитывать на их добропорядочность. Я не встречал ни одного англичанина, который поступил бы правильно из сочувствия.

– А как же Летти? – возразил Робин.

– Да, – признал Энтони, немного помолчав. – Пожалуй, ты прав. Но она – редкий случай, правда?

– Так куда же мы движемся? – спросил Робин. – Какая конечная цель?

– Цель – создать коалицию. И в нее нужно включить любых сочувствующих, даже в самой минимальной степени. Мы можем выкачать из Вавилона огромное количество ресурсов, но их все равно будет недостаточно, чтобы сдвинуть с места такие прочные рычаги власти, какими обладают Джардин и Мэтисон. Если мы хотим переломить ход истории, нужно, чтобы те люди, которые с легкостью готовы продать меня и подобных мне на аукционе, стали нашими союзниками. Мы должны убедить их, что глобальная британская экспансия, основанная на груде серебра, не в их интересах. Потому что собственные интересы – это единственное, что их волнует. Не справедливость, не человеческое достоинство, не либеральные свободы, которые они так ценят. А прибыль.

– С таким же успехом можно убедить их пройтись по улице голышом.

– Ха! Нет, зародыш для коалиции есть. В Англии настало время для революции. Всю Европу лихорадит в предчувствии реформ уже несколько десятилетий; она заразилась этим от французов. Нужно просто сделать войну классовой, а не расовой. И тут и впрямь все дело в классах. Кажется, будто речь об опиуме и Китае, но ведь не только китайцы могут проиграть. Все взаимосвязано. Серебряная промышленная революция – одна из главных причин неравенства, загрязнения окружающей среды и безработицы в Англии. Судьба семьи бедняков из Кантона на самом деле тесно связана с судьбой безработного ткача из Йоркшира. Ни один из них ничего не выиграет от расширения империи. И те и другие становятся лишь беднее по мере того, как компании богатеют. Вот если бы они только могли заключить союз… – Энтони сплел пальцы вместе. – Но в этом-то и проблема, видишь ли. Никто не задумывается о том, как все мы связаны. Мы беспокоимся только о собственных страданиях. Бедняки и средний класс этой страны не понимают, что с нами у них больше общего, чем с Вестминстером.

– В Китае есть выражение, которое очень хорошо это передает, – сказал Робин. – Тусыхубэй[102]. Это значит «Когда умирает кролик, лиса горюет, потому что они оба животные».

– Именно так. Только надо убедить их, что мы не добыча. Что в лес пришел охотник и мы все в опасности.

Робин посмотрел на листовки. Они тут же показались ему негодными – всего лишь слова, всего лишь чернила на тонкой белой бумаге.

– И думаешь, ты сумеешь их в этом убедить?

– Нам придется. – Энтони еще раз размял пальцы, взял перо и продолжил разбирать письма профессора Ловелла. – Другого пути нет.

Робин задумался о том, сколько сил потратил Энтони на то, чтобы тщательно «перевести» свою личность на язык белых, как много в его таланте и отточенном поведении искусственного, дабы соответствовать определенному представлению о чернокожем в белой Англии и обеспечить себе комфортное существование в Вавилоне. И Робин задавался вопросом, наступит ли когда-нибудь день, когда все это станет ненужным, когда белые будут смотреть на него и Энтони и просто слушать, когда их слова будут иметь ценность, когда не нужно будет скрывать, кто они такие, не нужно бесконечно менять себя, чтобы быть понятыми.