Вавилон восставший

Баррингтон в ужасе откинулся на спинку сиденья, автомобиль резко рванул вперед, и единственными звуками, которые теперь нарушали гробовое молчание, были спокойный гул мотора и глухие частые удары сердца Шейна.

Замок, вынырнувший из-за поворота дороги, вырастал из горного склона подобно злобной горгулье, прилепившейся к скату церковной крыши. Массивные гранитные стены со стрельчатыми башенками, устремлявшимися в затянутое тучами небо, словно заключали в свои объятия тьму, а горстка древних узких окошек излучала неверный болезненный свет. На часах Баррингтона был почти полдень, но когда из обложенного тяжелыми тучами неба по крыше машины забарабанил дождь, ему показалось, что внезапно наступила ночь. Во мраке, что сгущался впереди, замок напоминал какой-то образ из кошмара.

Пока Баррингтон пытался лучше рассмотреть средневековые башни за темной пеленой дождя, автомобиль остановился, водитель распахнул заднюю дверцу, раскрыл над пассажиром широкий старомодный зонт и жестом пригласил Баррингтона пройти в массивные железные ворота.

Сделав глубокий вдох и попытавшись убедить себя в том, что день, в общем, неплохой и что он находится в современной цивилизованной стране в двадцать первом веке — как бы ни пыталось обмануть Шейна на сей счет собственное зрение, — Баррингтон проследовал за водителем.

Его едва ли удивило, когда тяжелая дверь бесшумно отодвинулась и Баррингтона опять же жестом пригласили войти в громадный, напоминающий пещеру зал. Шейна поразил только внезапный луч света, осветивший часть стены слева от него, которая, как, оказалось, была из сверкающего металла. Нужно пройти туда? Он повернулся к своему провожатому, но тьма уже поглотила его. Баррингтон был в полном одиночестве, и, несмотря на неземной холод, по его спине пробежала струйка пота.

Сделав над собой усилие, Шейн направился к стальной двери, с приятным шорохом открывшейся при его приближении. Когда Баррингтон вошел в лифт, находившийся за дверью, которая с тем же шорохом закрылась за ним, ему впервые за всю жизнь захотелось помолиться.

К моменту, когда лифт изверг его наружу, у Баррингтона возникло ощущение, что он погрузился в самое нутро альпийских гор, а страшная неземная тишина вызвала в нем мгновенную панику — Шейну почудилось, что его замуровали живьем.

Раздавшийся внезапно громкий голос привел его в себя:

— Добро пожаловать, мистер Баррингтон. Мы рады, что вы нашли время посетить нас. Пожалуйста, садитесь.

Механически, словно зомби, Баррингтон почти на ощупь продвигался в густом полумраке к резному креслу, располагавшемуся справа от него. Осторожно и без излишней торопливости усевшись в кресло, будто это был электрический стул, которому предстояло лишить его жизни, Баррингтон поднял голову в надежде, наконец, встретиться взглядом со своим мучителем.

Вместо этого он разглядел неподвижные силуэты семерых людей, сидящих за большим столом из обсидиана.

Все фигуры освещались сзади и оттого производили впечатление чего-то неопределенно черного и плоского, подобно луне в момент полного солнечного затмения, и, естественно, никаких черт лица ни у кого из них Баррингтон разглядеть не смог.

Вновь зазвучал тот же голос. Казалось, он исходил от фигуры, что занимала центральное место среди этой семерки. Голос был не таким уж громким, однако за четко артикулируемыми гласными слышался скрежещущий призвук, вызвавший у Баррингтона невольное ощущение, будто кто-то царапает ногтями по школьной доске.

— Ваше присутствие здесь доказывает, что вы понимаете серьезность положения, мистер Баррингтон. Значит, у вас еще есть надежда. Но только в том случае, если, начиная с этого момента, вы будете выполнять все наши приказания.

У Баррингтона закружилась голова, наверное, как у лягушки, которую гипнотизирует гадюка. И даже в таком состоянии он не мог не возмутиться.

— «Приказания»?! Я не имею ни малейшего представления о том, кто вы такие, — я даже не уверен, что понимаю, кто я сам такой! — но в одном я совершенно уверен: никто никогда не приказывал, и не будет приказывать Шейну Баррингтону.

Его слова отозвались эхом в темноте. На какое-то мгновение Шейн даже подумал, что, возможно, одержал победу, сместив равновесие сил в свою пользу. Что ж, надо переходить в наступление.

И тут он услышал смех. Вначале очень тихий, но постепенно нарастающий, пока, наконец, своим грохотом он не наполнил все помещение подобно шуму водопада. Смех был женский и исходил от крайней фигуры слева.

— О, мистер Баррингтон, мы знали, что вы лишены всяких нравственных устоев. Откровенно говоря, рассчитывали, что у вас есть мозги. Неужели вы до сих пор еще не поняли? Теперь вы принадлежите нам. Душой, если, конечно, таковая у вас имеется, и телом. И мы не побоимся при надобности разлучить одно с другим.

Дама, очевидно, получала громадное удовольствие оттого эффекта, который могли произвести ее слова, и сделала паузу, чтобы продолжение прозвучало еще весомее.