Изумлению Кира не было границ. Но, не подав вида, он жестом приказал им говорить.
Первыми начали жрецы:
– Будь благословен, царь царей и повелитель мира. Низко кланяются тебе халдейские жрецы, жрецы Эсагилы. Святейший Исме-Адад послал нас к тебе гонцами, чтобы делом скрепить наш договор с братьями из Экбатаны. Не мы одни, но и боги наши благосклонны к тебе, и в подтверждение этого они шлют великому Киру ключи от ворот Халдейского царства.
Кир широко раскрыл глаза и стал необычайно серьезен.
– Ключи от ворот Халдейского царства? – переспросил он, не веря собственным ушам.
– Да, – подтвердил один из жрецов, – ключи от неприступных врат Вавилонии.
При этих словах третий гонец открыл лицо и низко склонил голову.
Кир судорожно ухватился за край ложа и вымолвил, потрясенный до глубины души:
– Сан-Урри… если глаза меня не обманывают… помощник халдейского верховного военачальника?
– Ты не ошибся, царь царей и повелитель мира. Сан-Урри явился к тебе с поклоном, чтобы стать твоему величеству верным слугой и воином. Одного тебя, царь царей и владыка мира, признаю я своим повелителем и господином. В подтверждение искренности и честности моих слов слагаю к твоим стопам дар, равный цене Вавилонии.
Он пал перед Киром ниц и положил на ковер кожаную суму, отделанную золотом и обвитую блестящей цепочкой. Концы ее были скреплены печатью Эсагилы.
Царский советник сбил печать, извлек из сумы глиняные, серебряные и золотые таблички и подал их Киру. Тот, взяв верхнюю табличку, приложил к ней увеличительное стекло, без которого прочитать клинописные знаки было невозможно.
По первым же строкам послания он догадался, что у него в руках. Эсагила поднесла ему поистине царский дар, которым не Погнушался бы ни один властелин мира: этот дар был план Мидийской стены.
От неожиданности у Кира на мгновение потемнело в глазах. Казалось, чья-то невидимая рука стерла с лица земли все сущее. Царь забыл обо всем на свете, словно некая таинственная сила поглотила прошлое и настоящее. Она окружила его пустотой, и в ней, будто в гигантском колоколе, он услышал, как громко стучит его сердце. Но никто из окружающих не заметил его потрясения: когда он заговорил, голос его звучал спокойно и внушительно.
Радушно пригласив халдейских гонцов сесть, Кир велел подать роскошное угощение и, когда те подкрепились, вновь созвал на совет приближенных. Сан-Урри, выделяя свои заслуги, рассказал, как удалось ему завладеть планом. О стычке войска Эсагилы с отрядами Набусардара он не помянул ни единым словом, хотя Кир и его советники, благодаря лазутчикам Устиги, были прекрасно осведомлены о последних событиях в Вавилоне. Сан-Урри умолчал о стычке, желая скрыть от Кира свое поражение в ней. Зато он пространно описал военное положение Вавилонии и нечеловеческие усилия Набусардара создать могучую армию.
– Сколько теперь войска у Вавилонии? – перебил его Кир, играя золотой тесьмой на своем одеянии.
– Не более, чем у тебя, царь царей.
– Назови цифру, – допытывался Кир.
– Тысяч около ста, я полагаю.
– «Около» – это может быть и семьдесят и сто тридцать тысяч, а это большая разница, – с виду добродушно улыбнулся царь, – о вас, халдеях, говорят, что вы непревзойденные математики, будь же, князь, поточнее.
Он строго посмотрел на Сан-Урри и добавил: – Нам донесли, что Набусардар располагает ста пятьюдесятью тысячами воинов и за счет войска Храмового Города намерен довести эту цифру до двухсот тысяч. Так ли это?
– Войско Храмового Города не пойдет к Набусардару, так как Храмовой Город не признает Набусардара, – в сердцах возразил Сан-Урри.
– Но мне известно, – все так же невозмутимо продолжал Кир, – мне известно, что Набусардар собирает не царскую армию, а всенародное воинство, храмовое же войско – часть народа и ради его блага обязано выставить солдат. Набусардар, как я погляжу, дальновидный полководец.
Сан-Урри нахмурил низкий лоб, взгляд его глубоко посаженных беспокойных глаз стал еще тяжелее. Его бесили дифирамбы Кира в адрес Набусардара, а персидский царь умел воздать должное достойным соперникам.
Оправдывая свое неведение, Сан-Урри говорил:
– Я давно уже не был в Вавилоне, светлейший, и целью моей было передать тебе в руки план Мидийской стены, а не сведения о численности армии Набусардара и не перечень его достоинств.
В его голосе присутствующие почувствовали раздражение.
Но царь примирительно улыбнулся и первым поднял бокал во славу богов, армии и своего народа.
Остальные последовали его примеру.
Сан-Урри кусал с досады край кубка, каждый глоток вина огнем обжигал ему горло. Он ждал, что царь помянет и его в своем тосте, но этого не случилось, и Сан-Урри чувствовал себя оскорбленным. Быть может, у персов принято иначе выражать свою признательность и расположение? Сан-Урри решил терпеливо ждать.