Вавилон

– Брат Улу, с некоторых пор мне непонятно твое поведение. Объясни, что тебя тревожит, ты ведь сам зачитал нам договор Эсагилы.

Улу чувствовал, как дух непокорности сейчас захлестывает его и вынуждает вступить в открытую борьбу.

Он собрал все свое мужество и сказал:

– Прочитав вслух эти предложения, я всего лишь исполнил свои обязанности доверенного, а вовсе не потому, что я принимаю их. Напротив, я с ними не согласен.

Все в недоумении уставились на него, лишь верховный; жрец, хотя его бросило в пот, пытался сохранить хладнокровие и сказал подчеркнуто мирным тоном:

– Помогите ему, братья. От жары у него помутился рассудок. Выведите его на воздух.

Исме-Адад думал избавиться от него, но Улу с непреклонным и решительным видом продолжал:

– Надо сказать народу правду. Не пристало наживаться на опасности, которую сами же мы и накликали.

Исме-Адад повторил:

– Выведите его!

Два жреца бросились исполнять приказание и вывели Улу на террасу, на свежий воздух. Улу и не сопротивлялся, он едва стоял на ногах, потрясенный происходившим.

Когда жрецы, выводившие Улу, вернулись, Замару заметил:

– Я уже несколько дней наблюдаю за братом Улу, и вид его мне не нравится.

– Вероятно от жары у него помутился разум, – многозначительно повторил вслед за Исме-Ададом мунамбу.

Верховный жрец Исме-Адад кивнул.

– Это не первый случай, когда злые демоны в жаркую пору вселяются в тело человека. Несколько лет назад мы потеряли из-за этого несколько братьев за один месяц. Возможно, такая же участь ждет и брата Улу, так как и мудрейшие наши лекари бессильны перед жарой.

Все почтительно согласились с верховным жрецом, который слыл знатоком сокровенных тайн халдейской медицины.

– Однако, чтобы кончить нашу сегодняшнюю беседу столь же мудро и полезно, – продолжал Исме-Адад, – как мы ее начали, составим воззвание, чтобы, не мешкая, повесить таблички.

Никто не возразил, и когда жрецы расходились, на столе верховного жреца уже лежала вощеная дощечка с текстом воззвания. Его слова должны были раскрыть сердца халдеев.

Двадцать писцов Эсаги тут же переписали текст на глиняные таблички, а храмовые прислужники развесили их у ворот города.

* * *

В борсиппском дворце гонец из тайной службы повторил Набусардару сообщение о продвижении армии Кира.

Скажи он это любому другому полководцу, тот Пришел бы в крайнее замешательство, а Набусардар только громко рассмеялся.

Гонца это только удивило, что он спросил:

– Непобедимый не верит моим словам?

– Да нет же, – сказал Набусардар, все еще продолжая смеяться, – просто я представил себе, какие лица будут у сановников, у служителей Эсагилы и вавилонских вельмож, когда до них дойдет эта весть.

– В царском дворце я уже докладывал.

– И что же? – нетерпеливо спросил Набусардар.

– Его величество царь пришел в полную растерянность, когда услышал это, советники потеряли дар речи, весь двор, очевидно, охватила паника.

Набусардар снова засмеялся, потом внезапно оборвал смех и спросил:

– А Итара, мой начальник тайной службы, не потерял присутствие духа? Сейчас меня больше интересует настроение командующего тайной службы халдейской армии, чем вся продажная вавилонская знать, вместе взятая.

– Я говорил о царе, – напомнил Набусардару гонец.

– Я вижу, что полгода вдали от Вавилона уже сделали свое дело и ты усвоил деревенские манеры. Новый царь – вольнодумец, и у нас уже вошло в обычай: что на сердце, то и на языке. Каждый может говорить, что угодно, а если тебе захочется плюнуть в физиономию самому верховному военачальнику, который является в государстве вторым лицом после царя, смело можешь сделать это.

– Я позволил себе что-нибудь неуместное в отношении твоей светлости, Непобедимый? – спросил гонец, вконец смутившись; до него не доходил смысл слов Набусардара, потому что за эти полгода он действительно отвык от Вавилона и не знал, что здесь происходит.

– Пожалуй, ты один ничего себе не позволил, – шутливо продолжал Набусардар, – зато все остальные – сколько угодно. Сколько в Вавилоне жителей, столько могил роется для меня.

Гонец окончательно перестал его понимать.

– Не удивляйся, – продолжал полководец. – В Вавилоне подозревают меня в том, что я со своей армией хочу напасть на Халдейское царство. Им не верится, что Кир затевает какие-то военные приготовления против нас. Если бы не твое сообщение, меня сжили бы со свету. Потому я и засмеялся, как приговоренный к смерти, которого помиловали. И хотя ты принес печальную весть, ты, наверное, уже понял, почему я рад ей.

Он снова усмехнулся, но постепенно его лицо принимало все более непреклонное выражение. Он задумался, потом поднял глаза на гонца и сказал:

– Впрочем, персам не подойти к, Вавилону ни с юга, ни со стороны Тигра. На юге болота, а напротив Вавилона нет ни мостов через реку, ни кораблей. А вплавь им никогда не преодолеть стремительный Тигр.

Он помолчал, потом озабоченно проговорил:

– Иными словами, опасность, подлинная опасность угрожает нам только с севера.