Торопу не требовалось ни секунды на размышление. Ответ вылетел из него стремительно, как падающий клинок:
— Человеческого. Это были человеческие младенцы. И, как я теперь думаю, именно их она и перевозит.
Даркандье кивнул, но в уголках его глаз пряталась улыбка. Веки ученого медленно смыкались. Для него ночь тоже оказалась долгой.
— Видимо, да… Так я и предполагал… с тех пор, как вы рассказали нам об этих генно-модицифированных животных.
— Почему?
— Не знаю, интуитивно. Не думаю, что люди стали бы убивать друг друга из огнеметов ради хомячка со светящейся шерсткой или яиц насекомых из мезозойской эры.
Тороп усмехнулся:
— Да? А зачем они бы стали делать это ради одного или двух обычных человеческих младенцев? Если только эти дети не генерируют вирус?
Даркадье устало улыбнулся:
— Вы что, действительно не знаете?
— Нет. Чего я не знаю?
— Существуют некоторые категории человеческих младенцев, запрещенные законом.
Тороп промолчал. У него на лице было написано изумление.
Даркандье покачал головой, опуская уголки губ в иронической ухмылке:
— Господин Тороп… ну как же так… Я имею в виду клонов. Человеческих клонов, запрещенных Осакской хартией и различными поправками к ней.
Тороп нечленораздельно выругался. Но только для того, чтобы скрыть досаду. Полковник столько твердил ему о монстрах, что его воображение постепенно сформировало образ химер, с очертаниями, смутно напоминавшими человеческие. Но ничего человеческого в них не было. Ничего настолько присущего людям, настолько простого, как эти двое младенцев.
Данцик зашевелился, встал на ноги и потянулся.
— Угу… — проворчал он. — Все это чрезвычайно интересно, но в итоге мы так и не знаем, где искать Мари.
Тороп промолчал. «Так и есть, — подумал он про себя. — И, учитывая видения, вызванные наркотиком, можно на законных основаниях усомниться в том, жива ли она вообще. Она и два запрещенных законом младенца, которых она носит в своем чреве».
Позже Черепаха Джонсон закончил барабанить по клавиатуре ноутбука, окинул взглядом длинную вереницу кодированных сообщений, проплывавших по маленькому экрану, и повернулся к присутствующим в комнате.
— Видеокомпиляция завершится через час. Пока что доступны данные биодатчиков и энцефалограмма.
Тороп улегся на постель. Его глаза закрылись сами собой.
Погружаясь на первый уровень слой бессознательного состояния, он слышал разговор Даркандье и Черепахи Джонсона — последовательность зашифрованных слов, смысл которых от него ускользал. Вибрации звуковых волн, которые бесследно распались, когда Тороп провалился в сон.
Его одолевало легкое беспокойство. Тороп подумал, не появится ли сейчас такое же мощное видение, как то, что являлось ему совсем недавно.
Но ничего подобного не произошло.
Его сон был просто бездонной ямой без проблеска сознания.
Он проснулся много часов спустя, разбуженный голосами, раздававшимися вокруг. Шел какой-то громкий спор. Тороп открыл слипающиеся глаза и смутно увидел перед собой искусственную микробиосферу. В зале находилось множество людей.
Тороп привел все органы чувств в активное состояние, его зрение прояснилось. Он увидел Данцика, Даркандье и Черепаху Джонсона, стоявших вокруг нейроматрицы. Здесь же присутствовали старый индеец — Поль Барибал Ламонтань, а также Вакс, Юникс, Лотус, Шелл-Си. Даркандье говорил, что зафиксировал одно из самых мощных излучений биофотонов, которые когда-либо наблюдал у «нормального» пациента. На экране нейроматрицы мелькали какие-то расплывчатые фигуры, светящиеся структуры. Их внезапно сменяли другие изображения и помехи, или черные пятна, на весь экран. Данцик согласился: по его мнению, Торопу удалось достичь поверхностных слоев шизосферы Мари. Вот почему Космический Змей вознаградил его и позволил совершить «скольжение», удающееся только великим шаманам или шизофреникам вроде Мари.
Юникс возражал. По его мнению, нужно было как можно быстрее перейти к испытанию «с какой-нибудь девушкой». Он утверждал, что «связи между женщинами» более сильны и устойчивы, чем между представителями противоположного пола. На это ему заметили, что у них нет женщины, которая бы недавно встречалась с Мари.
Нейроматрица с «некоторой долей вероятности» определила местонахождение Мари на северо-западе от Монреаля — на расстоянии от ста до четырехсот километров. Приблизительно.