«Не будете ли вы любезны объяснить, почему никто из нас до сих пор не заразился, если девушка перевозит штаммы вируса или болезнетворные бактерии? Спасибо».
В этом письме Тороп не воспользовался ни одной из общепринятых формул вежливости. Программа-приложение уже преобразовывала сообщение в поток бинарных данных.
Затем Тороп решил пройтись и выпить где-нибудь пива.
Набережная туманов тоже оставалась на своем месте — немного выше Сен-Дени.
Тороп пересек длинный зал, подошел к стойке бара, нашел свободный табурет и заказал кувшинчик пива. В это время действовало специальное предложение, и большой кувшин стоил всего на доллар дороже маленького, но Тороп отклонил заманчивое предложение официантки: нельзя было пускаться во все тяжкие. На сцене выступала группа, исполнявшая электронную музыку в стиле неокантри. Играли они, откровенно говоря, посредственно, но певица была пышной женщиной. Долли Партон, будь у нее такая грудь, выглядела бы копией Кэйт Мосс. Тороп прислонился к стойке бара с бокалом пива в руке.
«Невероятно, — подумал он. — Невозможно поверить, что мне так хорошо».
Вечер был в самом разгаре, и Тороп допил пиво. Бар ломился от посетителей, вокруг веселились красотки всех мастей. Скучноватую фолк-музыку сменили чертовски заводные мотивы.
Тороп решил побаловать себя еще немного и заказал еще пива. Всего одну.
— Темного, — попросил он у высокой чернокожей официантки.
Он как раз отсыпал чаевые монетами по двадцать пять центов, когда его окликнул женский голос:
— Привет, часто здесь ошиваешься?
Тороп узнал местный акцент и жаргон.
Он обернулся, улыбнулся незнакомке лучшей из своих улыбок — той самой, которой он недавно воспользовался в супермаркете, — и нагло соврал:
— Да, это мой любимый бар.
Это была брюнетка лет тридцати, с прической а-ля Луиза Брукс, в черной мини-юбке с голографическими изображениями в духе соцреализма. Она улыбнулась. На ее майке Тороп заметил портрет пролетария-стахановца.
— Я так и подумала, что уже видела тебя здесь.
Стахановец посылал сообщение с явным сексуальным подтекстом, но Тороп не сообразил, как на него ответить, и замолчал. Отчаянно жаркий ритм музыки делал все, чтобы собеседники потеряли голову.
Девушка заказала пива и опять повернулась к Торопу:
— Француз?
Он встретился с ней глазами.
Лгать нужно было очень осторожно. Ведь по легенде, он — англоговорящий канадец. Но Тороп знал: то, что убедит таможенников или компьютер, не пройдет проверку ультрачувствительного сканера, который есть у любой местной девушки.
— Моя мать была француженкой, — ответил он. — Я родился во Франции и прожил там все детство и юность.
Это больше похоже на правду.
— Турист?
Тороп заметил, как в открытом, ясном взгляде девушки сгущается подозрительность. Он знал, какой репутацией пользуются французские туристы в Квебеке, поэтому следовало немедленно изменить направление беседы.
— Нет, я здесь по делам. А живу в Онтарио.
Настороженность в глазах девушки чуть-чуть ослабла.
— И чем же ты занимаешься в Монреале?
«Вот черт, — подумал Тороп. — Допрос как на границе».
— Коммерческие авиаперевозки, — ответил он кратко и в то же время туманно.
— Авиаперевозки? — заинтересованно переспросила она. — Мой двоюродный брат работает в небольшой компании, которая занимается гидросамолетами, здесь, в Квебеке, в Сагенее.
«Ага, как же, — подумал Тороп, гася улыбку. — Но неприятностей мне не нужно, так что доведем спектакль до конца».
— А… вот как, — кивнул он. — И как его зовут? Я как раз собирался поехать туда.
Девушка улыбнулась еще шире и приблизилась на опасное расстояние. Толпа была плотной, жара — изнуряющей, алкоголь струился по жилам, а вожделение — по нервным окончаниям. Девушка казалась неотразимо сексуальной. Сам того не сознавая, Тороп позволил втянуть себя в игру.
— Моего брата зовут Даниэль Туркот. А я — Валентина. Валентина Лозон.
Она протянула Торопу руку. Тот пожал ее.
Короткий электрический разряд пронзил Торопа. Он прекрасно знал природу этого явления. И знал, к чему оно может привести.
Тороп понял, что больше ничего не может поделать.
— Черт, почему я? Я же на двадцать лет старше тебя и…
— Знаю, ты мне в отцы годишься, но,
Смех девушки казался вереницей хрустально-чистых нот, которые кто-то перебирает, как четки. Она вызывающе обвилась вокруг Торопа.
«Давно меня так не целовали», — подумал он.
Когда они разделись, Тороп случайно заметил в зеркале свое отражение и, немного смутившись, отвел глаза от собственного тела, закаленного многолетними испытаниями. После трех недель строгого режима в киргизских горах он похудел, но шрамы на лице, ногах, спине, животе и целая коллекция интимных татуировок делали его похожим на человека, страдавшего каким-то кожным заболеванием, скорее отвратительным, чем вызывающим сострадание.
Однако девушка нисколько не разделяла его сомнений…