Вавилонские сестры и другие постчеловеки

Книги не обладали даром осмысленного доступа к содержащимся в них текстам. Оба полушария их мозга не соединялись между собой. Их индивидуальная, частная ментальная жизнь происходила исключительно на одной дееспособной стороне разрубленного пополам мозга (защищенной артериальными фильтрами от случайного воздействия модифицирующих реагентов), в то время как текстуальная работа шла сама собой на второй половине. Небольшое постоянное интерпретирующее ядро в текстуальной половине (несколько сотен тысяч нейронов) было замкнуто на речевые и слуховые цепи, реагируя на вербальные команды библиотекаря, и осуществляло основные операционные функции.

Но даже не имея прямого доступа к содержанию половины своего черепа, книга тем не менее на уровне подсознания чувствовала, как именно – хорошо или плохо – идут дела на потаенной арене. В конце концов, текстуальное полушарие мозга жило за счет общего книжного метаболизма в той же степени, что и мыслящая половина, и различные цепи обратной связи, например, пищеварительная система, оставались той площадкой, где две половинки могли обмениваться бессловесной информацией.

Стирание превращало книгу в опустошенную биомассу.

Канто еще никогда не чувствовал себя так скверно с тех пор, как покинул своего издателя. Вообще-то он никогда не испытывал ничего подобного. В его далекой юности, лет пять назад, текстуальная пустота была единственным ведомым ему состоянием, обычная пустота, когда половина его сознания была подобна влажной глиняной табличке, ожидающей, когда на нее стилом нанесут письмена. Однако после всех этих плодотворных, хотя и не богатых событиями лет, когда МБ Холбрук перечитывал и переписывал его, Канто привык ощущать себя вместилищем знаний. Он чувствовал себя нужным и даже гордился своим уникальным, недоступным ему самому содержанием. А теперь его лишили этих знаний, отобрали их у него, за считанные минуты начисто стерли.

Теперь Канто стал настоящим палимпсестом, беспомощно ожидающим нового ввода информации в опустошенный разум.

Так же, как и остальные его сородичи.

Накануне из Брундизии прибыли тележки, из которых вылезли чужие слуги (так разительно не похожие на славного Беду Достопочтенного, который частенько баловал книги холбруковской библиотеки тайком припасенными лакомствами). Слуги отправились в подсобное помещение Рюльроальда, где хранились сложенные стазис-боксы, развернули их и принялись загружать в них библиотеку. Пять сотен книг были втиснуты в тесные короба и отвезены в Брундизию.

Там их всех одновременно выгрузили и распаковали, сделали инъекции декомпоновщика и торопливо распихали по новым конуркам, прежде чем они смогли бы разбрестись в разные стороны. МБ Столкемп не стал тратить денег на пристройку к своей книжарне. Вместо индивидуальных кабинок, дававших определенный комфорт и уединение, книги разместили по пятьдесят особей в одну тесную каморку. На жестких нарах не были даже указаны их УДК – к чему, если все они теперь были пусты. А следовательно, по мнению их нового хозяина, неотличимы одна от другой.

Первые несколько дней пребывания на новом месте, за исключением тех моментов, когда их кормили или стирали содержимое их мозгов, книги оставались на нарах, время от времени издавая слабые стоны в страхе, что любой их неосторожный поступок может привести к обработке библиотечным оценщиком. Смерть Инкунабулы явилась для всех жестоким уроком – уже мало кто сомневался в том, что впереди их ждет убогое, беспросветное существование. Единственное, что могли теперь себе позволить книги, – это ночные разговоры приглушенным, еле слышным шепотом.

Тем не менее однажды утром Канто почувствовал, что больше не в силах терпеть бездействие. Его тревожила судьба Веллум. Как она переносит эти жуткие условия? Канто ужасно захотелось крепко сжать ее теплую лапку и обменяться с подругой ласковым словом. Поэтому, не сообщив никому из соседей о своем намерении, он соскользнул с края пятиярусной койки, осторожно спустился вниз по лесенке, едва не запутавшись огромными ступнями в промежутках между перекладинами, и посмотрел на спящих сородичей.

Взгляд Канто упал на Папируса и Пергамента, Бревиария, Октаво, Фолио, Водяной Знак, Септуагинту, Микрофиша и Атенея. С остальными он был знаком хуже, потому что раньше они проживали на тех этажах холбруковской книжарни, куда Канто обычно не отваживался заходить. Книг из библиотеки самого МБ Столкемпа он нигде не увидел. По всей видимости, эти авуары были переведены на другие полки. Но самое главное – в этом помещении Веллум не было.

Канто осторожно высунул голову в недавно построенный, но почему-то сырой и унылый коридор книжарни. Во время походов к кормушке он узнал местоположение соседней спальни. Чувствуя, как отчаянно стучит сердце (прежний мудрый библиотекарь баловал свои книги и старался, чтобы те по возможности всегда сохраняли спокойствие и безмятежность – по его мнению, это снижало воздействие эндокринных и эмоциональных факторов на омываемый кровью текст), Канто подскочил к соседней двери.