Тётя лихо гнала на своей малолитражке — матисе по ночным улицам. Водитель она была еще тот — хуже любого мужика! Крошечный матис дребезжал, и я все боялась, что он развалится на первом же повороте. Но, похоже, маленькая машинка была более прочной, чем казалась на первый взгляд, либо просто адаптировалась к тетиной манере вождения.
Тётя лихо въехала во двор и припарковалась под моими окнами, благо габариты позволяли. К счастью, мои окна были темными. Я боялась именно света в окнах — почему-то.
В коридоре тускло горела пыльная лампочка. И мы сразу же увидели ключ, торчащий в моей двери.
— Что ж, пробуй, — тётя предусмотрительно достала мобильник — сделать фотки, и, если надо, вызвать милицию.
Руки мои дрожали, когда я прикасалась к ключу. Щелчок… И дверь открылась легко и совершенно свободно, так, как открывалась всегда. Замок был совершенно исправен. Онемев, я застыла на пороге темной прихожей.
— Так, — тётя тоже ничего не понимала, — и как это следует понимать?
— Я… не знаю… совершенно не знаю, что происходит, — голос мой дрожал.
— Но замок нормальный, он работает. Ты же легко открыла дверь! Ладно, теперь надо войти в квартиру. Посмотреть, что там.
Но и в квартире все было абсолютно нормально. Нигде не горел свет. Все вещи были на своих местах так, как я их оставила. В спальне на тумбочке возле кровати лежали мои деньги, все 15 тысяч долларов, завернутые в бумажный пакет.
Тётя предложила попробовать еще раз. Мы вышли из квартиры, я захлопнула дверь, потом открыла ключом — никаких проблем. Все работало нормально. Замок был исправен. Я просто отказывалась все это понимать.
— Знаешь, что? — сказала тётя, когда мы вернулись в квартиру, — если бы я была психоаналитиком, то сказала бы, что ты искусственно создала эту инсценировку потому, что ты мучительно боишься снова допустить кого-то в свою жизнь. Ты не открыла дверь потому, что на подсознательном уровне и не хотела ее открывать, так как страшно боишься новых отношений. Похоже, у тебя серьезные психологические проблемы, моя милая! А это значит, что тебе не надо спешить.
Когда тётя уехала, я всерьез задумалась над ее словами. Неужели это правда? Неужели я сама виновата во всем? Я не открыла дверь потому, что на подсознательном уровне не хотела ее открывать и впускать в свою жизнь?
Ведь известно же, что часто мнительные люди выдумывают себе симптомы несуществующей болезни и реально испытывают симптомы болезни, которой у них нет! А женщины, страстно мечтающие о ребенке, часто испытывают все признаки беременности, такие, например, как боль в груди, изменение вкуса и тошнота! Неужели со мной все настолько плохо? И неужели психологический блок, который я самостоятельно установила в своей голове, настолько силен?
Я не знала, что и думать. Все это так сильно было похоже на правду, что мне стало страшно. Может, и зажигающийся свет был тоже плодом моей фантазии, я выдумала его сама? Все это было так мучительно для меня, что спать я уже не могла.
Я стала работать. Я делала наброски: темное море, пустой пляж, аура звука, летящая над волнами, а, главное, поглощающие все это, чарующие, но чужие глаза.
Я рисовала с таким увлечением свой вечер, проведенный с ним, что все плохие мысли отступили на второй план. Как вдруг застыла от новой мысли — такой внезапной, что поразила она меня буквально как удар.
А собственно, почему он не повез меня к себе? Почему он не пригласил меня в свою квартиру, не повез к себе, если так хотел секса со мной? Почему он даже не предложил это? Почему? ПОЧЕМУ?
10
Он позвонил через два дня, и, услышав его голос, я едва не разрыдалась. За эти два дня я едва не сошла с ума. Я вогнала себя в депрессию такой страшной силы, что все вокруг стало казаться черным. Наверняка это ощущение отчаянной депрессии знакомо тем, кому обещали обязательно перезвонить, но никто после этого не перезвонил.
Чего только я не передумала за эти два дня! Было всё: от разочарования в жизни до разочарования в приезде в Одессу. Я хотела обрести здесь легкость, равновесие, душевный покой. А вместо этого со мной произошло черт знает что… Словом, множество темных, не хороших мыслей, и никакого просвета в жизни. Не было никакого смысла и в работе — я бросила начатую картину за два этих черных дня.
Не видела я и Фаину. Девочка больше не заходила ко мне в гости. Не видела я ее и во дворе. Может быть, она уехала куда-то с родителями. А может, была занята. Но, скорей всего, эти жаркие летние дни вместе с родителями или родственниками она проводила на пляже — так, как проводит время большинство одесских детей.
Мне не хотелось на море. Из головы не шел темный пляж, легкая музыка над песчаным берегом, его глаза. Это так сильно врезалось в память, что я буквально сходила с ума.
И было от чего. Он так и не перезвонил. Моя тетя оказалась отличным психологом. Он, конечно же, не поверил в случайность с дверью. Он подумал, что я все это специально подстроила, и решил больше мне не звонить. Факт оставался явным, и весьма печальным. И этого черного факта вполне хватало, чтобы вогнать меня в черную тоску.