Важнее, чем политика

Я больше этого спектакля никогда не видел. Но вот недавно, на юбилее школы-студии московского Художественного театра собрались выпуски всех лет. Кто в смокинге, кто в бабочках. А Миша Козаков, Михаил Михайлович Козаков, мы вместе с ним на одном курсе учились, пришел небритый в вязаном рваном свитере, демонстрируя всем, что все это ерунда, и вообще он так пессимистически настроен. И сел рядом со мной. Со своей неизменной трубкой. И вдруг пошло документальное кино, где показывали наших педагогов. Всех, всех, всех педагогов – по литературе, по сценическому движению, по мастерству. Всех, всех, которые ушли от нас. И зазвучала музыка, марш из «Синей птицы». А это особенная музыка, написанная Ильей Сацем. Вы когда-нибудь ее слышали? Вот если услышите, у вас мурашки пойдут. Именно детский марш. Не такой «под детский», а настоящий, таинственный. И вдруг Миша Козаков с бородой, небритый, в рваном свитере, наклоняется ко мне и говорит: «Старик, я плачу». Понимаете? Значит, искусство оставляет что-то в душах людей и заставляет их быть иными.

А Лев Николаевич Толстой, который в раннем детстве вместе с братом Николенькой, играя в муравейное царство, закопал на засеке зеленую палочку? И они загадали, что тот, кто эту палочку найдет, принесет счастье всему человечеству. Николенька умер. Лев Николаевич дожил до восьмидесяти с лишним лет. Но когда пришла его пора, он завещал похоронить его на том самом месте. Восемьдесят лет человек помнил об этом эпизоде и свою миссию исполнил до конца. Что значит исполнил миссию? Богатый человек, Ясна Поляна. Мать честная, руби бабки с «Войны и мира» и живи. Купи себе какие-нибудь острова, Мальдивы, я не знаю еще чего, Канары. И Софья Андреевна есть, и дети. Нет, вот закопайте его там, где была палочка, где родилась мечта сделать людей счастливыми.

Или вспоминаю рассказ Бредбери, когда человек попадает в доисторическое прошлое, по которому можно гулять, но где нельзя ничего изменять… Он идет по тропинкам, любуется на бронтозавров. И вдруг на тропинку садится бабочка; он случайно на нее наступает. Ну, ерунда, бабочка какая-то. Возвращается обратно, в современность. И обнаруживает, что мир тот же самый, но некоторые слова звучат иначе, а во главе страны стоит полуфашист. Это к вопросу о малом влиянии культуры на жизнь.

Вообще, мне кажется, единственное, что может склеить наше с вами общество, расползающееся по швам, ненавидящее, желающее соседу как можно больше вреда причинить, радующееся, когда у соседа сдохла корова, – это (робкая надежда) наша подлинная культура. Когда-то, на Первом съезде народных депутатов я добился, чтобы мне дали слово, и свое выступление завершил словами, что необходимо обратить внимание на культуру в этой перестройке, в этой ломке, потому что если этого не будет сделано, нас ждет катастрофа похуже, чем Чернобыльская. И, по-моему, мы сейчас действительно находимся в том самом вертолете, который повис над Чернобыльской АЭС и постепенно облучается смертоносными лучами. Так что – пока не поздно…

К чему я тут появился? К тому, что экономика, политика, они должны быть основаны прежде всего на чувстве свободы, ограниченной лишь рамками закона. Мы должны идти по этому пути. А этот путь невозможен без общего понимания добра, порядочности, чести, вины и стыда.

Ведущий/Александр Архангельский. Спасибо за образцово-«неумелую» лекцию.

Голос из зала. Гаврилова Ольга. Я хотела задать вопрос, связанный с религией. Как известно, в нашей стране после падения коммунистической идеологии образовался вполне естественный вакуум. И как показывает история, такие вакуумы очень успешно может заполнить религия, особенно, я, думаю, православие. Как вы относитесь к такой перспективе?

Олег Басилашвили.У меня по материнской линии – одни попы. Выходцы из подмосковных деревень, бывшие крепостные, ставшие священниками. И дед мой, Ильинский Сергей Михайлович, тоже окончил духовную семинарию и поехал жениться. Обычно как бывало? Дают выпускнику семинарии приход, он едет туда. У попа, уходящего на пенсию, как правило, есть дочка, вот молодой сменщик на ней и женится. Дед приехал, увидел дочку, и она ему что-то не понравилась. Но попу без жены никак. Не рукоположат. А он очень любил рисование, живопись. И потому вернулся домой, к отцу, и сказал дословно: «Родитель, я не хочу быть священником. Прости мне этот грех. Я хочу поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой». Грех был прощен, и дед мой стал архитектором, получив большую серебряную медаль на выпуске.