Важное время

Я перечитал еще раз интересные места: Воевал Домарха хитростью — заманивал врагов в ущелья, скатывал на них камни. Нападал Домарха и бил врагов без роздыха, и днем, и ночью. По-видимому, первый Дан Дорчариан громил супостатов, используя партизанскую тактику. При этом менял собственных воинов так, чтобы имперское войско постоянно находилось под беспокоящими ударами.

Я представил перед глазами Долинный Тракт, села, огороженные поля и фруктовые сады. Не то! Партизанскую войну хорошо вести в самих горах, а не в густонаселенной Долине. И где там камни скатывать на головы врагов? Не то, дедушка, не то! Нужно что-то другое! Я наугад перелистнул страницы. Мысли и размышления Эндира — неупорядоченные, метущиеся, злые проходили передо мной. Старинные легенды, исследования истории отношений Империи и Дорчариан, цены на оружие и земляное масло, какие-то договоры и документы — все это Эндир заносил в свою тетрадь. Книга Эндира, по сути, была ежедневником, куда он в разные годы записывал все, что хоть как-то могло помочь освободить Дорча.

Империя подобна страшному зверю мартихоре — чудовищу с телом волосатого льва, в пасти которого три ряда острых как кинжалы зубов. На конце его длинного жесткого хвоста сочится яд, смазывая костяное лезвие. Мартихора копит в себе яд, и если не впрыснет его в кого-нибудь, то яд разъест ее изнутри. Поэтому чудовище всегда охотится. Она убивает ядовитым хвостом всех, кого встретит. Мартихора пожирает свою добычу и становится еще больше и сильней. И яда в ней становится еще больше. Дорча должны отрубить мартихоре хвост, чтобы чудовище само сдохло от своего яда. Нужно успеть, пока Империя не обратила свой яд против нас.

Я распрямился, нахмурился и невидящим взглядом посмотрел в окно. Дед умер вовсе не от метафоричного яда мифической мартихоры, а от настоящего яда неведомого отравителя. Каким образом этот сборник побасенок может помочь сберечь Дорчариан? Я вновь перелистнул страницы.

«Народы квельги, терскелы, алайны, дремны, дворча и дорча, гверхи и гворча отныне, добровольно и без принуждения одаривают Империю, как доброго соседа, чем сами захотят не позднее Дня Долгого лета».

Я так углубился в чтение, что не заметил, как окончилось занятие. Только громкий голос Кольши оторвал от тетради. Я огляделся. Все местные, кроме Феди, уже умчались. Учитель Либурх собирал бумаги, а приятели ожидали меня. Я спрятал драгоценную книгу в тубус, повесил на шею, собрал в пачку листы и отнес библиотекарю.

— Спасибо, учитель Либурх, — сказал я.

— Занятие прошло с пользой? — старик внимательно посмотрел, а затем скосил глаза на висящий тубус.

— С пользой, — кивнул я. — С большой пользой.

Мы двинулись к выходу, направляясь в Трапезную. На выходе из здания ждал Булгуня. Мы подбежали к нему всей гурьбой, хлопая по спине и плечам, тормоша и засыпая глупыми вопросами.

— Ну, как ты? — спросил я, когда веселье немного утихло.

Булгуня пожал плечами и осмотрелся кругом — нет ли посторонних рядом. Странное поведение приятеля удивило, и мы смолкли, окружив толстяка.

— Там кто-то был, — понизив голос до шепота, произнес Булгуня. — Как только заперли дверь, кто-то посмотрел из-за стены.

Мы переглянулись, потрясенные.

— Смотрели-смотрели, а затем вдруг перестали, — хихикнул Юркхи.

Только смех у степняка вышел натужным — а как же, ему-то следующим идти в подвал!

— Ага, — не приняв шутки, кивнул Булгуня. — А потом взгляд исчез.

Ребята, негромко переговариваясь, пошли по плацу в сторону Трапезной. Бареан остался стоять, словно примерзнув к брусчатке. Глаза округлились, зрачки расширились, а взгляд остекленел, не замечая ничего вокруг. Что случилось-то? Подобной впечатлительности за своим серьезным товарищем я раньше не замечал. Парень что-то шептал, словно молитву.

«Укрой меня, Безносый», — послышалось мне.

Что еще за Безносый?

— Бареан, — осторожно позвал я приятеля.

А-а-а? — протянул Боря.

— Что случилось, друг?

— А-а? — взгляд Бареана приобрел осмысленность, он встряхнулся, окончательно избавляясь от прилипчивого наваждения, и быстро ответил. — Нет, нет, ничего.