Вчера

Конечно, он сказал все это по–украински: колы воно свою армию прыгонэ…

— Ой, Господи, когда же эта напасть кончится. Люды з глузду зъйихалы, йий–богу!..

Сенька тяжело ворочался в уютном закутке за большой отопительной печью (по–украински «груба»), источавшей зимой драгоценное тепло почти до утра. Он никак не мог допустить, что его крёстный, дядя Яша Горовой, сделал что–то непотребное, как то следовало из тональности разговора стариков.

Неверующим считал себя дед, а всё же имя божье стал нередко на всякий случай поминать в дни войны, боялся за сыновей своих. Хоть и отплакали по Георгию, но надеялись, что выплыл он на берег Констанцы, хорошо плавал и был во всем не дурак, учитель ведь. А про Сашку малого и подумать плохое страшным казалось, забрали его в июле 41-го с неполными семнадцатью, даже девчёнки еще не заимел Сашок.

Через несколько дней Калистрат Гордеевич поехал с внуком в поле за топливом. В степи простирались до горизонта бывшие колхозные угодья. Часть из них селяне с согласия фельдкомендатуры нарезали на большие, по 2–3 гектара, огороды, засеяли их в основном кукурузой и подсолнухом. Но много земли осталось невозделанной, а природа не растерялась и пустоши буйно заросли кураём, он же перекати–поле, осотом, буркуном и невиданной мощи полынью и чернобылем. Деда, хотя ещё стояли теплые деньки, начал уже наведываться в поля, заготавливая полынь на зиму. Хуторяне каждую зиму шастали по лесопосадкам, на стыке которых с полями всегда до войны обильно росли сорняки, заготавливая полынь, стебли которой достигали толщины детской руки. Ее рубили, по всякому ломали и тачками или вязанками увозили и уволакивали пахнущее степью и небом добро, чтобы зимой жарко топить печи.

Интересно ходить с дедом в топливные походы, слушать его рассказы про русско–японскую войну, про дядьёв Георгия и Сашку, несомненно, героев, несомненно, где–то поблизости бьющих фрицев. А как деда сворачивал самокрутку, артистически набирая из холщового кисета самосад собственного приготовления! Дед практически не курил. Дома ему запрещала бабушка, да и некогда было заниматься баловством. А в топливных походах за полынью дедуля разрешал себе расслабиться, чего никогда не делал в походах за кизяком.