Вчера

– Ты с ней спал, – говорю я с клекотом, поворачиваясь и пронзая его взглядом. – Все это время, за моей спиной. Целых два года. Я думала, ты уезжаешь по выходным из Кембриджа, потому что так нужно для работы. Вместо этого ты трахался в Лондоне с другой женщиной. Ты подлец, Марк. Ты мне лгал. С самого первого дня. Я прочла у себя в дневнике про эту девушку, с которой ты спал, когда мы уже были вместе. Ты еще ходил с ней на Тринити-бал. Бог знает, сколько женщин у тебя было с тех пор. Какая же я дура. Потому что верила тебе. Потому что терпела твое притворство. Потому что убеждала себя, что не должна разрушать наш брак. Хотя прекрасно знала, что мы никогда не будем счастливы вместе.

Марк только качает головой. Вместо раскаяния он лишь упивается жалостью к себе самому. Эта реакция бесит – ярость вздымается внутри и грозит меня ослепить. Очень хочется шагнуть вперед и вцепиться ногтями ему в плечи. И встряхнуть его как следует.

– Я солгал, – к моему удивлению, соглашается он, лишь разводя руками. – Когда говорил о ней. Когда сегодня утром к нам явился Ричардсон, я подумал, что лучше отрицать все, что меня связывает с Софией. Сказать, что не имею к ней никакого отношения. Это было единственной возможностью – так я думал. После того, что мы сделали.

– Мы? – переспрашиваю я, задыхаясь. – Это сделал ты, Марк. Это у тебя с ней был роман.

– Прости, Клэр, – говорит он. – Я увлекся по глупости. Тут нечем гордиться. Сделанного не вернешь. Но мой роман с Софией – далеко не самое худш…

Я не верю своим ушам.

– Что может быть хуже изменника-мужа, который крутит романы у тебя за спиной? – Мой голос срывается на визг. – Чем узнать, что он постоянно врал, рассказывая всему свету, как счастливо мы живем в нашем смешанном браке! Что может быть хуже?

Марк не отвечает. Вместо этого он, резко нагнув голову, валится на кухонный стул.

– Я ухожу к Эмили, – говорю я, выплевывая слова. – И буду думать об условиях развода.

Марк вздыхает.

– У тебя есть все основания для ревности, – говорит он. – И полное право требовать развода. Ударить меня так же больно, как я тебя. Ты уже многого добилась этим своим умным посланием. Всего несколько слов уничтожили мои шансы как политика. Тебе надо писать романы, Клэр. Твой скандал перекрыл все написанные мною книги. Еще немного, и ты уничтожишь нас обоих. Себя тоже.

– Прекрати говорить загадками.

– Если бы ты только знала…

Извечное Марково дуо-превосходство заставляет меня ощетиниться еще сильнее.

– Прекрати свои самодовольные дуо-выходки. И хватит намекать на мою тупость. Ты всегда знаешь больше меня. Я уже двадцать лет терплю твое покровительственное хамство. Этот факт я выучила слишком хорошо.

– Мне некого винить, кроме себя самого, – говорит он с угрюмым вздохом. – За то, что оберегал тебя от пытки знанием. Говорил, чтобы ты забыла о случившемся. Я думал, так будет для тебя лучше. Но правда у тебя внутри, Клэр, понимаешь ты это или нет. Она прячется в глубине твоего подсознания. Как болезнь. За эти годы ты, наверное, выпила сотни таблеток. Но они не всесильны. Нельзя бесконечно скрывать от себя правду. Она убивает тебя изнутри. Я устал, у меня нет больше сил тебя покрывать.

– Я только что ездила к инспектору Ричардсону, – говорю я, пропуская мимо ушей бессмысленное бормотание Марка.

– Что? – изумляется он. – Куда ты ездила?

– Хотела задать ему пару вопросов об Анне Мэй Уинчестер.

– Об Анне? – На лице полное недоумение. – Но зачем?

– Разве не так звали девушку, с которой ты шел тогда на Тринити-бал? Потом она пропала, но через девятнадцать дней вернулась. Я соединила все точки, спасибо Ричардсону. Анна Мэй Уинчестер. Это ее имя, правда? Первая из любовниц, которых ты так бесстыже скрывал от меня все эти двадцать лет. А последняя в этом списке – София.

– И ты потащилась на Парксайд только затем, чтобы узнать о моей подружке двадцатилетней давности? Это не укладывается в голове, – говорит Марк, из глаз его выплескивается неверие. – Ты, как обычно, забиваешь себе мозги не тем, чем нужно. Долбаная ограниченность, как всегда. И пусть все вокруг рушится. Теперь понятно, зачем ты рылась именно в этой папке.

Я замираю, словно ребенок, которого поймали с поличным при попытке украсть в магазине конфету. Марк знает, что я рылась в его бумагах.

– Я тебя не виню, – продолжает он, к моему удивлению. – Тебе понадобилось доказательство, что я и раньше с кем-то спал. Что я всю жизнь тебе изменяю. Чтобы унизить меня принародно. Но зачем из всех людей на свете ты пошла именно к Ричардсону? Который и так висит у нас на хвосте.

Я снова замираю.

– Что значит «у нас»?

Марк не отвечает. Вместо ответа его голова склоняется еще ниже и падает на руки.

– Марк?

Он не смотрит на меня.

– Почему Ричардсон на хвосте «у нас»?

Молчание моего мужа становится зловещим. У меня вдруг холодеет сердце.

– Что мы сделали, Марк? Это как-то связано с Софией? – Тихая дрожь пробралась в мой голос. И вовсе не от гнева.

Марк снова вздыхает и опускает плечи, словно сдается. Ссутулившись, встает и идет к дверям. Но прежде чем уйти из кухни, оборачивается и говорит: