Вчера

И тогда я предложил тебе забыть о том, что случилось сегодня. Оглядываясь назад, я понимаю, что это была самая большая глупость из всех совершенных мною. Но именно я предложил тебе записать в дневник продезинфицированную версию смерти Кэт. Сказать, что ты нашла ее в кроватке, бледную и неподвижную, с холодными щеками. История была правдоподобной. Кроме всего прочего, на ее теле не осталось следов насилия. В эту историю ты могла бы поверить сама. Ты посмотрела на меня с благодарностью, глаза набухли слезами. Ты прошептала: «Спасибо, Марк». Я чувствовал, что даю тебе еще один шанс. Возможность вновь обрести здравомыслие, мир в душе, которого ты так отчаянно желала. Через два дня, когда ты проснулась утром, я все так же думал, что поступаю правильно. Ты была другим человеком. У тебя опухли щеки. Заплыли глаза. Скорбь окрасила твои зрачки. Но вина ушла. Я чувствовал себя реабилитированным. И только потом я понял, что правда о случившемся с Кэт погребена у тебя в сознании. Что она убивает тебя изнутри, понимаешь ты это или нет. Правду невозможно забыть по-настоящему.

Изо рта Клэр вырывается мучительное мычание. Как будто задыхается тонущий.

– Марк… – говорит она. – Ох, Марк…

– Я научил тебя лгать самой себе, – говорю я. – Когда это важно.

Клэр трясет головой.

– Эта ложь, как я понял позже, заставила меня лгать и дальше. Поразительно, как быстро человек привыкает к вранью. Ложь порождает ложь. Я понял, что нам нужна профессиональная медицинская поддержка. Доказательство, что Кэт умерла естественной смертью.

– У тебя получилось, – слабым голосом.

– Я упросил доктора Энтони Пэджета, заведующего учебной частью медицинского отделения Тринити, нам помочь. В те дни мне еще нечего было предложить ему взамен. Особенно когда отец лишил меня наследства за то, что я на тебе женился. У таблоидов, сказал я, будет праздник, если вдруг вскроется, что дочь выпускника Тринити умерла из-за такой ужасной неприятности.

Клэр морщится.

– Пэджет долго молча изучал мое заплаканное лицо. «Однажды на официальном приеме, – сказал он, – заведующий кафедрой английской литературы, перед тем как уйти, упомянул твое имя. Марк Генри Эванс – один из самых многообещающих студентов, когда-либо проходивших сквозь парадные ворота Тринити, как-то так. Я бы тоже переживал, если бы мое будущее оказалось под угрозой из-за несчастного случая».

Я отмечаю неожиданный проблеск понимания в полных слез глазах Клэр. Может, у нее в голове что-то прояснилось нужным образом. Например, почему я вложил половину аванса за свой первый роман в исследовательскую работу Пэджета. Факт: проблема моно – в неспособности видеть целиком большую картину. Их маленькому мозгу приходится работать с маломощным процессором. А потому с ними нужно терпение.

– Прости, – говорит она; слезы опять чертят по лицу полосы. – Я думала, что… Мой дневник говорит, что…

– Твой дневник говорит то, что ты хочешь от него услышать. Память равна фактам, которые ты решила в ней сохранить. Мы все – жертвы предпочтенного нами прошлого.

– Значит, я теряла разум…

– Пока я девятнадцать лет умирал медленной, мучительной смертью. Правда равна страданию, Клэр.

Может, отец в конечном счете был прав. Факт: тогда, давно, он настойчиво повторял, что женитьба на моно – безумие и что моя же собственная глупость заставляет его лишить меня наследства. Теперь я понимаю, почему он сделал то, что сделал. Но ему и в голову не приходил факт, что по своей дремучести я женился не просто на моно, а на моно, которая время от времени сходит с ума. То есть все в два раза хуже.

– Значит, я чудовище, – говорит Клэр; ее глаза – котлы расплавленной боли, – которое убило собственную дочь.

Мне нечего ей на это ответить. Что я могу теперь сказать?