Анна Мэй Уинчестер всерьез настаивала сегодня утром за кофе, что когда-нибудь я стану политиком.
– В тебе есть политическая жилка. Вижу по глазам.
– Политическая? Ты, наверное, шутишь. Я всегда хотел стать писателем.
– Писателем ты тоже будешь. Но литература не даст тебе того удовлетворения, к которому ты так страстно стремишься.
– Правда?
– Я по глазам вижу, что ты – человек, которому постоянно нужно что-то доказывать. И себе, и окружающим. Политика поможет тебе заполнить внутреннюю пустоту.
– Мы знакомы всего несколько дней. Откуда ты все это знаешь?
Она ответила с усмешкой:
– Мы родственные души, Марк. Родственные души знают, что друг другу надо.
[Вним.: серьезно рассмотреть возможность когда-нибудь в будущем заняться политикой. Может, Анна и права. Если ей удалось всего за несколько дней узнать обо мне столь глубинные вещи, это могло быть предначертано звездами.]
Если бы двадцать лет назад Анна не произнесла тех слов, может, и не было бы сегодня утром этой чертовой пресс-конференции. Поразительно, как отзываются много лет спустя незначительные, казалось бы, разговоры.
Но сейчас меня интересует Клэр, а не Анна. Я со вздохом переворачиваю страницы к 3 июля 1995 года.
Клэр Буши отдалась мне вчера вечером после угощения икрой и шампанским (так что моя ма́стерская стратегия сработала). Вообще-то, приличную часть «Рюинар Розе» я выпил сам – почти три четверти бутылки. Удивительно, как после этого я вообще оказался на что-то способен.
Попутно меня ждал сюрприз – она оказалась жеманной девственницей. Но этого следовало ожидать. Розовая младенческая невинность должна была откуда-то взяться.
Теперь я убежден, что ничто не удовлетворяет лучше «дефлорации девы невинной» (вчера видел эту фразу в учебнике по средневековой дуо-литературе), особенно если дева столь мила и щедро одарена природой, как Клэр (может, потому я и оказался способен?). Понимаю теперь, почему определенным мученикам обещают на небесах девяносто восемь девственниц – или семьдесят две? Проснувшись сегодня утром, я обнаружил, что ночью она ускользнула – видимо, когда я впал в послеоргазменный ступор. Надеюсь, по пути она не встретилась с главным дежурным.
Я морщусь от вычурного тона этой записи. Притом что пылкому двадцатипятилетнему обалдую простительно изредка похвастаться достойной победой, юный Марк Генри Эванс ныне официально признается идиотом.
Факт: моя следующая встреча с Клэр была далеко не так приятна. Однако нужно перечитать мой собственный отчет об этом столкновении – это поможет понять, что именно так занимает ее в прошлом. С трудом сглотнув, я перелистываю несколько страниц, до 12 июня 1995 года.