Вчера

Сегодня утром я решил навестить Анну в больнице. Я на цыпочках вошел в ее палату, с ужасом думая о том, как она меня встретит. Но волновался я напрасно. Она робко полуулыбнулась, словно никакой ссоры никогда не было, и вновь опустила глаза на книгу, которую держала в руках («Алиса в Стране чудес»). Я расположился рядом с кроватью, отметив про себя, что вид у Анны одновременно изможденный и отстраненный. И уж точно передо мной была не та пылкая девушка (в конце концов, не я ли описывал ее раньше как настоящую тигрицу в постели, с когтями для пущего сходства?).

– Прости меня за глупую ссору в тот день. Я заслужил все твои оплеухи.

Анна даже не подняла взгляда от книги, которую все еще держала в руках. Немоту я счел за прощение и, набравшись храбрости, спросил, где она была. Но она лишь вздохнула в ответ.

– Надеюсь, это не из-за меня, Анна.

– Ты меня очень разозлил в тот вечер. Я ударилась о фонарный столб. И все вернулось.

У нее задрожала нижняя губа.

– Что вернулось?

– Прошлое. Все. Как волна.

– А?

– Правда – это бремя. Особенно та правда, которую мы прячем от самих себя после двадцати трех лет.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда ты ушел, я еще долго сидела на Джизас-Грин и выла. Слишком много навалилось сразу. Невыносимо много.

– Ничего не понимаю.

– Но ведь что-то хорошее в этом тоже может быть. Бо́льшая часть памяти – дерьмо. Но другая часть дает надежду. Дьявол в деталях, Марк. Мелочи – вот что важно.

– Я действительно не понимаю, что…

– Я помню день, когда мы познакомились. В фойе Музея Фицуильяма, в том месте, откуда уходит вверх большая лестница. Я видела искру в твоих глазах, когда шла тебе навстречу. Ты понимал уже тогда, что́ между нами происходит. У нас родственные души, хоть мы еще и были в тот миг чужими. Искра была у тебя в глазах, когда ты пожимал мне руку – ты задержал ее дольше, чем нужно. Все это ко мне вернулось. Твоя искра.

– Может, ты и права насчет искры, только…

– Изгиб твоих губ. Его я тоже помню. Ты просил мой телефон, и твои губы изгибались в отчаянии – словно сама мысль о том, что ты вновь меня потеряешь, была для тебя невыносима.

– Поразительно – ты записала все эти факты.

– Я помню мельчайшие жесты, говорившие о твоих чувствах. Каждый по отдельности. Как ты отодвинул прядь волос от моего лица – твои пальцы ласкали мою кожу, точно дыхание бабочки. Никто – даже Алистер – не был со мной так нежен. Я все это теперь вижу. Я нужна тебе, Марк. Это у тебя внутри.

– Сколько же ты потратила времени, чтобы записать эти факты?

– Я люблю тебя, Марк. И ты меня любишь, разве нет? Скажи. Мне нужно услышать эти слова из твоих уст.

В тот самый миг мне в голову ворвался факт: через несколько недель я женюсь на Клэр Буши. Следом возникла другая мрачная уверенность: Анну нужно остановить. Как ни приятно мне было слушать о том, что она меня любит.

Так что я вздохнул и выпалил с неуклюжей и отчаянной поспешностью:

– Я… гм… встретил недавно другую девушку. И я… гм… скоро на ней женюсь. Прости, Анна. Прости, пожалуйста.

Она задохнулась, глаза потемнели от потрясения. Несколько секунд я подбирал слова и наконец произнес – мягко, но спотыкаясь:

– Все должно было быть по-другому. Но я очень рад, что с тобой все в порядке. Пожалуйста, будь осторожна, Анна. Пожалуйста, поправляйся быстрее.

Я с усилием поднялся на ноги и вышел из палаты, так и не решившись взглянуть ей в лицо. И все же волна облегчения прокатилась по моему телу, как только я вышел на яркий солнечный свет. Ничто больше не висит надо мной, подумал я, раз Анна не собирается обвинять меня в своем исчезновении (хоть мне по-прежнему интересно, где она пропадала девятнадцать дней).