Вчера будет война

И приходилось вспоминать, вспоминать… Как свинцовое болото брежневских времен искажало все чувства, включая пресловутое шестое, как проживавшие в республиках русские голосовали за тех, кто затем превратит их в париев, не-граждан, не-людей – и это еще в лучшем случае. Как увлеченно вспарывали друг другу животы абхазы и грузины, армяне и азербайджанцы, узбеки и киргизы. Как доктора наук либо, при удаче, уезжали за рубеж, либо, при отсутствии оной (а то и по причине наличия таких пережитков прошлого, как совесть и патриотизм), подрабатывали на прокорм семьи дворниками.

На третьем-пятом круге в приступе какой-то особой, зэковской уже интуиции. Андрей уловил один любопытный нюанс.

Обычно следователь задавал вопросы скучающим, однообразным голосом. От таких интонаций хотелось спать, и только яркий свет направленной практически в глаза настольной лампы позволял дождаться перерыва в допросах – на обед либо на ночь. Лица его Андрей за светом в полутемной комнате не видел, но взгляда на лице не ощущал, да и вообще энкавэдэшник предпочитал елозить глазами по вороху бумаг на столе.

Но едва речь заходила о Прибалтике – о единственной ли его поездке в детстве на Куршскую косу, или же о роли «горячих парней» в развале Союза, – в монотонном сером голосе появлялась еле слышная вибрирующая нота, а в лицо впивался невидимый за светом лампы взгляд.

Вообще-то, понятно. Не робот же он, в самом деле. Андрею на его месте тоже было бы интересно – что будет твориться в Сибири году эдак в 2050-м. Не придется ли, к примеру, его племянникам иероглифы под старость учить, м-да…

Очередной круг – и опять война, до которой дай боже месяца три осталось.

– Итак, я правильно понял вас, что уже к середине июля германские войска начали наступление на Киев?

– Точно не помню. В июле, по-моему. Но если я не ошибаюсь, к городу они прорвались только к концу августа. А взяли город немцы только к девятнадцатому сентября.

– Как вы можете объяснить тот факт, что расстояние от границы СССР до Киева противник прошел, по вашим словам, за одну-две недели, а непосредственно у Киева задержался на месяц?

– Ну… Я читал, что Киев прикрывал мощный укрепрайон… Вроде бы самый мощный на всей линии Сталина.

– Как же немцам удалось прорвать оборону?

Это Андрей помнил хорошо. Редкий битый нацист ранга Гудериана не прошелся в своих мемуарах по «роковому» решению фюрера развернуть рвущиеся на Москву панцерные дивизии на юг. Даже в старой стратегической игрушке девяносто лохматого года это обыгрывалось. Помнится, надо было затратить тыщи полторы чего-то-там-пойнтов, чтобы отговорить симулируемого компом Гитлера не отвлекаться на Киев, а с ходу ломиться уже в августе – сентябре на незащищенную в то время Москву. Нет, о компьютерной игрушке, в которой надо было играть за немцев – Панцер Генерал, точно! – Андрей упоминать не собирался. Игра игрой, а лишний пункт обвинения в антисоветчине вешать себе на шею не хотелось. Вполне заслуженный пункт, кстати. Людям, которые вот-вот кровь проливать будут, уши виртуальным, понарошечным миром не затрешь.

Короче, ситуацию Андрей описал, ограничившись мемуарами Гудериана да Манштейна.

– Таким образом, окружив наши войска под Киевом, противник занял город?

– Так и было. Вообще, это была катастрофа. Шестьсот пятьдесят тысяч человек только в плен попало. В общем, где-то в конце сентября все и кончилось.

– То есть, согласно вашим словам… – показалось или нет? Та же вибрирующая нота в голосе следователя, то же ощущение заинтересованного взгляда сквозь светящийся ореол. – Согласно вашим словам, противник отвлек с Московского направления свои ударные части и бросил их на Киев?

– Да, совершенно точно. И в результате они смогли двинуться на Москву только в октябре. Ну а там – зима, да и наши силы поднакопили. В результате Москву им взять не удалось.

– Хорошо. Теперь уточните…

Но задать вопрос следователь не успел. В дверь деликатно постучали. Энкавэдэшник с хрустом от долгого сидения поднялся и прошел к выходу. Надо отдать ему должное, рефлектор лампы он опустил. В конце концов, наблюдать за лицом подследственного нужно лишь при допросе, а мучить человека светом просто так, для сговорчивости, указаний, по всей видимости, не было. Правильный дядька. Гран мерси-с…

Шушукался за дверью прибалт минут пять, а, вернувшись за стол, возвращать лампу в прежнее положение не торопился. Подвигал по столу бумажки, и те, что притащил пару часов назад в папке, и те, что только что положила перед ним стенографистка. Минут пятнадцать оформлял протокол допроса, дал подписать Андрею. Круги от яркого света уже не слепили глаза, и Андрей честно прочел протокол – ничего не переврали, стенографистка была классная, ухитрялась писать все риэл-тайм, не крючками-точками, а нормальным, даже разборчивым почерком. Подписался. Следователь выглядел озабоченным, да и не водилось за ним раньше такой привычки – прекращать допрос через какие-то два часа после начала, на полуфразе.

– Можете идти, Андрей Юрьевич. На сегодня все.