Вчера-позавчера

В то время как «поляки» и « литваки» восхваляют мудрецов Польши и Литвы, «венгры» рассказывают о выдающихся людях Венгрии. Был там, в этом вагоне, человек один, жалкий и измученный, который ездил к яффскому раввину, чтобы тот помог ему в его тяжбе. Жена его помешалась после первой брачной ночи, а иерусалимские раввины не дают ему развестись с ней, хотя им обычно не составляет труда написать гет любому, кто в состоянии заплатить писцу. Смотрит он злыми глазами на этих баловней судьбы: каждый сидит себе на своей подушке и на своем одеяле, одетый в целое платье, без дыр и заплат, и есть у него дом, и «постель ему постелена, и стол накрыт». Тогда как он живет с умалишенной женщиной в убогом жилище «без постели и без стола». Фыркнул он с презрением на всех них и на рассказы их. Прикрикнул на него один ешиботник и сказал ему: «Что ты шипишь на нас, как крыса?» Поднял этот человек голову и сказал ему прямо в лицо: «Если всякие сказки вы желаете слушать, я расскажу вам такие истории, что вывернется у вас все нутро наружу. А ты… ты можешь сказать своему отцу, чтобы он предал меня отлучению и опале, как предан опале рабби Акива-Йосеф, у которого – настоящее еврейское сердце». И как только он вспомнил о рабби Акиве-Йосефе, начал говорить о том, сколько пришлось вытерпеть этому праведнику за то, что он пытался отменить запрет нашего учителя рабби Гершома брать вторую жену. А когда он захотел еще изменить и другие великие постановления, выступили против него власть имущие и стали травить его. Услышал об этом его тесть рабби Гилель из Коломии и написал ему: «Когда праведный Ари[99]

, благословенна его память, был в Иерусалиме, он увидел ангела смерти, одна нога которого стоит на месте Святого Храма, а другая нога на его доме, и вынужден был бежать из Иерусалима. И ты – беги!» Ответил ему рабби Акива-Йосеф: «Я – не побегу». И до сих пор он живет в Иерусалиме, и город полон раздорами, и нет добра народу Израилеву.

И как только упомянули известных всем начальников и распорядителей в общине, вспомнили рабби Нафтали Хаима, знавшего корень души каждого и каждого из начальства и тайну их перевоплощений. Когда шел рабби Нафтали Хаим по рынку и видел продавцов воды, тянущих ослов, нагруженных бурдюками с водой, а те колют своих ослов палками, утыканными гвоздями, так что кровь течет, он останавливался и обращался к каждому ослу по имени. Причем это были имена всем известных людей, уже покинувших этот мир и перевоплотившихся в ослов. И ослы стояли и смотрели на этого праведника умоляющим взглядом. Иногда он говорил ослу: «Имярек, сын имярека, пришло тебе исправление». Осел склонял голову в знак благодарности и проходил. А иногда он говорил ослу: «Все еще множество мучений предстоят тебе, и еще множество бед поджидают тебя в этом мире, пока ты не придешь к своему исправлению». Тут осел опускал голову и не двигался с места, даже если и кололи его, даже если и кровь его лилась.

Однажды пришел один человек к рабби Нафтали-Хаиму просить камею для своего сына, сошедшего с ума, упаси Господи. Сказал ему рабби Нафтали-Хаим: «Я не пишу камей, но я благословлю тебя, чтобы выздоровел твой сын, и довольно с тебя моего благословения». Не сдвинулся этот человек с места, пока не написал рабби ему камею. Повесил он ее на шею сына, и разум вернулся к нему. Захотели соседи посмотреть, чьи имена способны прогнать безумие, и открыли камею. Увидели, что написано там: Нисим Бек, Элиэзер Шапира; оба – из Иерусалима. Пошли они к рабби Нафтали-Хаиму и сказали ему: «Что это?» Сказал он им: «Люди эти… Даже злые напасти боятся их».

Рабби Нафтали-Хаим жил на Хевронской улице, в маленькой комнатке, и не разрешал никому приходить к нему, но тот, кому посчастливилось побывать у него, видел чудеса из чудес. В комнате его стояли две кровати, его и жены, и два маленьких столика, его и жены. На его столе не было ни единой мухи, а стол его жены был весь в мухах. Как-то зашел к нему один из его друзей. Сказал он ему: «Садись!» Хотел тот сесть на кровать ребецн. Сказал он ему: «Садись на мою кровать. Не оттого, что я слежу, чтобы не садились на ее кровать, а оттого, что ее кровать полна клопами, а моя кровать – чистая». И действительно, так и было. И нет тут чуда, над тем, кто подвергает себя самокритике, клопы не властны (над тем, кто «копается» в своих поступках, не властны клопы, «копающиеся» в кровати).

Хозяином квартиры рабби Нафтали-Хаима был злодей араб, и не было дня, чтобы он не портил жизнь своим соседям-евреям. Как-то раз он сильно досадил рабби Нафтали-Хаиму. Сказал ему рабби Нафтали-Хаим: «Прошу тебя, уходи!» Разозлился араб и сказал ему: «Мне ты говоришь – уходи? Тотчас же я выброшу тебя из квартиры». И не успокоился этот злодей, пока не запер у него на глазах колодец с водой. Сказал рабби Нафтали-Хаим: «Я не хочу воевать с тобой, вода и колодец пусть воюют с тобой». Назавтра нашли араба, лежащего мертвым в колодце с водой на своем дворе. Весь город был поражен, ведь каменное отверстие колодца – узко, а тот араб был тучный, толстый.

6