Увидели это ремесленники-христиане и позавидовали им. В одну из ночей забрались к ним в мастерскую. Всю утварь, которую можно было поднять, забрали, а то, что нельзя было поднять, подожгли. Остались мастера без оборудования, без ничего. Сжалился над ними один господин, заместитель австрийского консула в Иерусалиме. Пошел к своим коллегам, консулам в Иерусалиме, и собрал около двадцати лир. И господа из дома Ротшильда тоже послали свое пожертвование в двести франков. Вернулись мастера к своему ремеслу. Как-то раз увидели они свои вещи у воров. Подали жалобу на них судьям в городе. Суд продолжался три месяца. Воров, которые принадлежали к именитым семьям, поддержали родственники и сумели обмануть суд. Но глава ремесленников, реб Хаим Яаков, не успокоился, пока не обратился в высшие инстанции, прибывшие из Дамаска. Что сделали воры? Мало им было, что наложили руку на имущество, решили покуситься на жизнь человека. В те дни пропал мусульманский ребенок. Явились они и заявили, что тот самый еврей, Яаков, украл ребенка, и зарезал его, и принес его кровь раввинам к празднику Песах. Явились королевские полицейские, избили его до крови и потащили в тюрьму. Собрались видные представители общины и поехали к паше. Распорядился паша нарядить розыск, и нашли ребенка, живого, в доме одного из родственников в пригороде. Выпустили реб Хаима-Яакова из тюрьмы, но от побоев он не смог оправиться. Напал на него страх перед врагами, и он перестал судиться, чтобы не добавили ему еще обвинение, и еще навет, и не навели на него еще большее несчастье. Опустились у него руки, и дело его упало, так как вынужден он был брать деньги в долг под высокий процент, восемнадцать на сотню, а товар уже заложен в ломбард. Приходит человек купить себе вещь, но нет ее у мастера. Бежит мастер в ломбард. Не соглашаются в ломбарде вернуть ему вещь, разве что за деньги. Закрылась мастерская, и разошлись ремесленники.
Спустя некоторое время вернулись они и создали новое предприятие. Наняли для себя в странах диаспоры агентов, которые брали у них товар и пускали в оборот. Были такие, что вернули им часть вырученных денег, были такие, что – не вернули. Написали они им. Ответили те: не получается у нас сбыть товар, заплатите за пересылку, и мы вернем вам товар. Не было у них денег, чтобы заплатить за пересылку. Застрял товар в руках агентов, и не стало у мастеров ни товара, ни заработка. Разочаровались они и в предприятиях этих и, в агентах, и вернулся каждый работать сам по себе и продавать свои изделия хозяевам христианских магазинов, а хозяева христианских магазинов продают их под видом изделий, сделанных в Бейт-Лехеме и в Нацерете. Однажды увидел тот гравер, у которого Ицхак снял потом комнату, как вырезают крест на его сосудах, и не захотел продавать свои изделия хозяевам магазинов. Прижала его нужда, и был он вынужден сдать комнату, в которой работал. Посмотрел Ицхак комнату и нашел ее подходящей, увидел членов семьи и нашел их достойными. Заплатил им за комнату и переехал в нее.
3
Ицхак не ошибся ни в комнате и ни в хозяевах дома. Комната маленькая, но уютная, и хозяева дома – люди хорошие, и скромные, и не заносчивые, и доброжелательные со всяким человеком, как почти все ремесленники в Иерусалиме, которые кормятся трудом своих рук и ничего не просят для себя, кроме хлеба насущного, и необходимой одежды, и хороших учителей для сыновей, и подходящих женихов для дочерей.
Жил себе Ицхак в доме гравера и чувствовал себя, как мастер, который живет со своими коллегами. Хозяин дома делает свое дело внутри, Ицхак – снаружи. И поскольку ему не нужна комната днем, он позволил хозяину дома работать в ней, как и раньше. Работает хозяин дома в комнате жильца и удивляется, что тот платит за комнату. Непостижимы деяния Всевышнего. То, чем Он наказывает, этим же Он награждает. И все еще не иссякло милосердие Благословенного. Когда понял Ицхак, в какой тесноте ютятся обитатели дома, взял он к себе в комнату одного из детей и устроил ему постель на двух стульях, этому он выучился в доме отца еще при жизни матери. Гордится малыш перед своими братьями, те спят на полу, а он на кровати; обнимает мальчик Ицхака и шепчет ему на ухо: «Ицхак, я люблю тебя!» Целует его Ицхак в лоб и говорит: «Хорошо, хорошо. Главное, чтобы ты спал хорошо». Говорит малыш Ицхаку: «Уже сплю», – и подглядывает сквозь ресницы, видит ли Ицхак, что он не спит. Пока суть да дело, наваливается на него сон и он засыпает, а когда просыпается утром, оглядывается и удивляется, где же Ицхак? Ведь только что мальчик обнимал его за шею.