Вчера-позавчера

И еще вот что сделал Ицхак. Купил себе ткань и отдал сшить шесть новых рубашек, ведь те, что привез из дома, порвались; не потому порвались, что были ветхими, а потому, что он работал в них. И он должен быть благодарен прозелитке, стирающей его белье. Это она намекнула ему, что пришло время приобрести новые рубашки, и он послушался ее; но не последовал ее совету, когда она попросила его принести в стирку также талит, ведь по своей наивности она даже не могла предположить, что есть евреи, не соблюдающие заповедь носить талит.

3

Все было в порядке у Ицхака, и дома и вне дома. Что нужно еврею? «Хлеб, чтобы есть, и одежда, чтобы одеться»[22], и дом, чтобы жить в нем, и вот ведь все эти три вещи были в его руках. И он уже начал откладывать копейку к копейке, чтобы купить себе зимнюю одежду. И уже тешил себя надеждами и думал: куплю я себе зимнюю одежду и буду снова откладывать копейку к копейке, накоплю десять-пятнадцать франков – и пошлю их отцу чтобы помочь ему погасить часть долга, сделанного, чтобы добыть деньги мне на дорогу. Если бы не отдал Ицхак повару на корабле кожаный жилет, он не нуждался бы в другой одежде на зиму и отложил бы эти деньги для отца. Но то, что сделано, – сделано, да и нужно было это сделать, ведь повар кормил его в море. Тем не менее не выходил у него из головы этот жилет, спасавший отца от стужи. Ведь отец не подумал о себе и отдал его ему. Теперь, когда пришла зима и царит там жуткий холод, – что будет делать отец без этого жилета?

Ицхак много думал о своем отце. Теперь, когда он был далек от своего города и от дома и затихли все его споры с отцом, понимал Ицхак своего отца, видел, как велико его милосердие к своим сыновьям и дочерям, как тяжко он трудится для них. То, что Ицхак считал раньше само собой разумеющимся, стало подниматься в его глазах. На самом деле ничем не отличался отец Ицхака от остальных простых людей из народа, но даже в самом простом еврее, если захотим, можно увидеть величие и исключительность.

Итак, жил себе Ицхак со спокойной душой. Ничто не нарушало хода его жизни. Новый стул он еще не купил себе и не приобрел одежду на зиму, но приобрел себе новых друзей и не потерял старых.

4

И Рабинович, наш товарищ, тоже обосновался в городе. В Яффе был магазин готового платья, хозяева которого состарились, и было им трудно управляться с клиентами. Как-то раз одному из знакомых Рабиновича нужно было выехать за границу, и пошел с ним Рабинович, чтобы помочь подобрать для него одежду, ведь наш приятель Рабинович отлично разбирался в одежде – до своей алии он много лет служил в магазине готового платья у своего отца. Поняли хозяева магазина, что этот босяк – специалист. Заговорили с ним и спросили, не хочет ли он поработать у них в магазине. Подумал тот и принял предложение.

Два года прожил Рабинович в Эрец. Не было деревни, где бы он ни побывал. Находил работу – ел в этот день. Не находил работу – голодал. Устал он от превратностей судьбы и пошел служить в магазин. Два года прожил Рабинович в Эрец и, говорят, побывал даже в Галилее. Отвернулась от него Эрец и была с ним жестока. Мотыга его покрылась ржавчиной, и зубы его потемнели от голода. Как только подвернулась ему возможность заработать в другом месте, отдал он мотыгу своим товарищам и остался в городе. Когда покидал Рабинович, товарищ наш, магазин своего отца, не приходило ему в голову, что он вернется в торговлю, все его мысли были о деревне, а в результате оставил он деревню и ушел в город.

Служил Рабинович в магазине и зарабатывал больше, чем тратил. Ел и пил как человек, и жил в доме как человек, и был одет в приличную одежду и обут в лаковые туфли. О туфлях этих говорил Ицхак Рабиновичу: «Нравишься ты сам себе в этих лаковых туфлях, а я люблю тебя в твоих стоптанных сандалиях». На самом деле Ицхак любил Рабиновича всегда, но приятно ему было напомнить Рабиновичу тот день, когда увидел он его в стоптанных сандалиях.

Хотя оставил Рабинович свою мотыгу, идею завоевания труда не оставил. Он по-прежнему член «Хапоэль Хацаир», и подписан на газету «Хапоэль Хацаир», и следит за своими взносами строже, чем в бытность свою рабочим, и бережно хранит каждый номер газеты. Когда он был рабочим, служил ему «Хапоэль Хацаир» скатертью для стола, на который он ставил хлеб и маслины, а теперь лежат номера газеты – и нет на них ни пятнышка. Да только тогда не было ни одной статьи, не прочитанной им, а сейчас откладывает он газету в сторону, не заглядывая в нее, пока хозяйка дома или одна из ее дочерей не убирают ее в шкаф.