Вчера-позавчера

Ноах, он же Маноах, родился на корабле по пути в Эрец Исраэль. Отец его и мать приплыли в Эрец вместе с другими беженцами из Румынии, купившими для себя участок земли в Эрец, на котором позже был построен Зихрон-Яаков. Они были уже в море, когда вышел указ, запрещающий румынским подданным ступать на землю Эрец. Мотались они в море месяц, и два, и три. Поднимались на сушу – возвращали их на судно, возвращались на судно – высаживали их на сушу. Блуждали они из порта в порт, но не давали им пристанища. Наконец, при помощи подкупов, и лести, и ходатайств, и уговоров, и соблазнительных обещаний смогли они попасть в Эрец. Прибыли они на свою землю, каменистую землю со скалами и утесами, без дорог и путей сообщения, далеко – от населенных мест. Ограбили их грабители, и писали на них доносы доносители, и забрали у них все до капли и не оставили им ничего, только кожу да кости. Сидели они среди скал, голодные, без всяких средств к существованию. Дошли до того, что перед Шавуот, праздником дарования Торы, вынуждены были заложить свиток Торы. И если бы не господин Олифант, живший в то время в Хайфе и поспешивший им на помощь, погибли бы они от голода и от тяжелых болезней. Услышал об этом Ротшильд и послал Элиягу Шаяда. Построил им Шаяд ряд небольших домиков, составил несколько проектов и уехал. Как раз в это время умер глава кооператива, на чье имя была оформлена покупка этого участка земли. Заявила Турция о своих правах на это земельное владение, так как у умершего не было наследников, а по турецким законам – если человек умер и не оставил наследников, все его имущество принадлежит государству. В конце концов, снова при помощи подкупов, и лести, и ходатайств, и уговоров, отказалось государство от своего права наследования, и осталось это владение в руках их хозяев. В тот год путешествовал Ротшильд по Эрец Исраэль и заехал к ним. Увидел, как прекрасно это место, и полюбил его. Назвал он его в честь своего отца Яакова – Зихрон-Яаков и застроил просторными каменными домами, и провел воду в каждый дом, и насадил виноградники, и посадил плодовые деревья, и высек им винодельческий погреб, и проложил им дороги и улицы, и поставил вдоль улиц фонари; и прислал к ним раввина, и резника, и кантора, и капеллу певцов, и врача, и аптекаря, и санитара; и построил больницу, и аптеку, и школы, и склад для товаров. Так превратилось нагромождение скал в населенный город, подобный прекрасным городам Европы. Тот, кто смог выжить в жестокие годы, дожил до этого доброго времени. Родители Маноаха не смогли выстоять и умерли в эти жестокие годы.

Остался Маноах круглым сиротой. Бродил он по помойкам Зихрон-Яакова подобно всем беспризорникам, уличным мальчишкам, страдающим от голода. Прислуживал погонщикам ослов и извозчикам, ухаживал за лошадьми и ослами за объедки, и за пару сношенных башмаков, и за рваные штаны. Пожалел его рабби Хаим-Дов и привез его в Иерусалим в сиротский дом Дискина[42]. Провел он там годы, но не видел следа благословения. Служила в гостинице Рабиновича из Гродно одна еврейка из Багдада, о которой пошла дурная молва, что она, мол, решила выйти замуж за самаритянина. Объединилась против нее вся ее семья и выдала ее за Маноаха. Справили ему одежду, купили феску, и стал он помогать жене в гостинице. Не нравился этой женщине ее муж, она была мужеподобная и вспыльчивая, а он – кожа да кости, тощий и жалкий. Она обижала и дразнила его, и иногда даже била его. Маноах, привычный к страданиям, не сетовал на это и не жаловался. Так прошел год, и уже все вокруг решили, что брак получился удачным. Но жена Маноаха так не думала. Пошла она к гадалке. Выпал жребий: ей – ехать верхом на морском верблюде, ему – есть колючки. И получилось так, что гадание попало в точку. Не прошло и месяца, как она отплыла на корабле в Бейрут, а ведь арабы называют корабль морским верблюдом; а Маноах ел колючки, ведь жена его перед тем, как сбежать без развода, одолжила деньги у хозяина гостиницы, и вынужден был Маноах отрабатывать долг жены. Услышал об этом Шоэль-Гиршл и заключил сделку с его хозяином, Рабиновичем из Гродно, а именно: взял Маноаха и привел к себе. И сократил его имя, хватит с него, доходяги этого, чтобы называли его Ноахом.