Вчера Сегодня Никогда

Я жил у своего приятеля, испанского фотографа с чудесным именем Игнасио, в старом палаццо Градениго з районе Сайта Кроче, в двух шагах от Канале Гранде. Путеводители сообщали, что дворец был построен в 1479 году для Давиде Градениго, резидента Республики на острове Кипр, устроившим брак Катарины Корнаро с королем Кипра, последним наследником крестовых походов. Свадьба была роскошной, невеста - прекрасной, приданое - огромным, так как король сильно нуждался в деньгах, и вскоре Катарина с помощью Давиде отравила своего суженого, после чего Кипр достался Венеции, что упрочило ее господство на Востоке. Катарина стала национальной героиней, а Давиде главой Тайного Совета, и легенды рассказывают, что он так вошел во вкус допросов с пристрастием, что даже брал работу на дом, специально для этого оборудовав несколько комнат. Впрочем, дворец с тех пор переходил из рук в руки и столь часто перестраивался, что теперь весь состоял из причудливых наслоений, ставящих в тупик историков архитектуры.

В квартиру Игнасио можно было попасть, пройдя через незаметный боковой вход с узкой улочки, ведущий в большой внутренний двор, окруженный колоннами. Во дворе, чем-то напоминая крошки белого хлеба из сказки о Мальчике с пальчик, беспорядочной россыпью лежали фрагменты мраморных скульптур, рельефов и саркофагов, наверное, когда-то украшавших сад, давно исчезнувший под застройкой. Раскрошенные мраморы, отмечая путь времени, вели к витой лестнице, о чьем дворцовом происхождении напоминали лишь пропорции, так как она была по-офисному аскетична, выбелена и лишена каких-либо архитектурных излишеств. Столь же аскетично современной была и квартирка моего приятеля, выгороженная из старинной анфилады то ли комнат для слуг, то ли комнат для гостей. Вряд ли Градениго предавался своим радостям в этом этаже дворца, слишком уж он высоко находился, а подобные затеи обычно ассоциируются с подвалами. Венецианцы, правда, отличаются прихотливым вкусом, и Игнасио очень нравилось утверждать, что все происходило именно здесь, в его закутке, в котором от Градениго и его наследников остались только сводчатые потолки, все же остальное было бесстыдно утилитарно, как душевая кабина из прозрачного стекла, с авангардной наглостью вставшая прямо в прихожей. Интернационально безликая, вполне представимая в Нью-Йорке, Москве или Токио, эта квартирка выходила окнами на Рио Марин, и, как везде в Венеции, где звуки подчеркиваются узостью пространства, в открытые окна постоянно лился плеск воды, иногда смешивающийся со звуками шагов редких здесь прохожих.

Осознание того, что плеск воды канала и звуки редких шагов с Рио Марин сегодня слышны так же, как они слышны были сотни лет назад, и что через сотни лет после меня они все еще будут лететь в окно, растворяло рамки времени, и стандартная современность квартиры Игнасио преображалась, включаясь в естественный поток венецианской жизни. Раскрошенные мраморные обломки, витая лестница, сводчатые потолки, безликие белые стены, минималистская мебель, плоское пятно компьютера - все приметы сегодняшнего дня вдруг наполнялись для меня смыслом и, преображенные зимней Венецией, превращались в бесконечно длящийся миг вечности, и не было во мне ни древности, ни современности, лищь легкий и успокаивающий плеск воды в канале.