Вчера, сегодня, позавчера...

Я преуспел в этом настолько, что уже через два-три года мог не вспоминать тебя целую неделю, а если и вспоминал, то кратко, буквально одним вздохом или тонким уколом сердца. Я поместил тебя глубоко в душе, как стопку твоих писем, спрятанных в ящике письменного стола. Потом, года через три, Ирина совершенно случайно нашла эти письма и прочитала. Вот насколько затянулась эта рана: она смогла их прочитать и даже сделала маленький комментарий через несколько дней. «Вы с нею созданы друг для друга. Жаль, что у вас ничего не получилось», – сказала она спокойно, словно речь шла не о муже, а о незавершенной скульптуре великого мастера. «Не говори глупостей! Так не бывает. Это все красивые выдумки. Просто первая любовь, юношеское увлечение…» – сказал я, зная, что это не так. «Да… очень просто, – вздохнула она. – Ты всюду ищешь компромисса и хочешь усидеть на двух стульях. А любовь нельзя разделить на дольки. Это тебе не апельсин». – «Любовь – не картошка», – попытался пошутить я, но жена не приняла шутки, да и мне, по правде говоря, сделалось от нее тошно…

Целые сутки на обратном пути я провалялась на полке вагона. Мыслей у меня никаких не было, мне стало все безразлично. Я только знала, что у нее теперь есть муж. И у меня теперь есть муж. Мы будем жить дальше со своими мужьями.

«Вот и кончилась эта история», – подумала я, уже подъезжая к Ленинграду.

И вдруг до меня дошло. Я вообще отличаюсь тем, что до меня доходит медленно. У нас с Аликом все время маленькие стычки на этой почве. Он говорит, что до меня доходит как до жирафа.

Я вдруг стала считать. Я считала месяцы в обратную сторону. Январь, декабрь, ноябрь, октябрь, сентябрь, август… Я загибала пальцы. И у меня получилось шесть месяцев.

Господи боже! Я резко согнулась, чтобы сесть, и ударилась головой о третью полку. И снова стала считать уже нормально: август, когда они встретились, потом сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, январь, а сейчас февраль. Седьмой месяц.

Неужели Алик сказал мне неправду? Неужели тогда, в тот день или в ту ночь, все-таки… Конечно, разве мог он сказать такое! Мне сразу стало все понятно. Она ждала ребенка от моего мужа, и об этом знали теперь только мы с нею. Алик ничего не знал.

А может быть, он тоже знает? Может быть, он мучается оттого, что она решила выйти замуж? Но зачем? Неужели она такая гордая, что не простила ему измены?

Вопросы путались у меня в голове. Почему-то я даже не подумала о том, что ребенок самый естественный, не от Алика, а от ее мужа. Но ведь она не была замужем, когда приезжала! Выходит, она сразу вышла замуж, спешно, как только приехала из Ленинграда, очертя голову. Зачем?.. Конечно, чтобы дать ребенку отца.

Я тупо смотрела в вагонное окно. У моего мужа будет двое детей: одна законная дочка и незаконный ребенок. «Наверное, у нее будет сын», – подумала я. Я с такой ситуацией впервые сталкивалась. До этого я читала в романах, что такое случается. Но чтобы у собственного мужа…

Я не знала, как на это реагировать. Я недоумевала.

Потом, когда это открытие улеглось в моей душе, я подумала о ней. И мне стало ее очень жалко. Я почувствовала в ней женщину, которая больше меня любит Алика. Я увидела гордую и скрытную женщину, сильную натуру, перед которыми я всегда преклонялась.

Она опять победила меня, как раз в тот момент, когда я поверила в свою победу.

Я вернулась к Алику удрученная. У меня была мысль поговорить с ним и распрощаться. Пусть едет туда и завоевывает ее снова. Они любят друг друга, нельзя, чтобы такая любовь пропадала зря.

Но я ничего не сказала Алику. Мне стало теперь жалко себя. Какая ни есть я плохая, но я тоже его люблю. Теперь все кончилось, я снова запасусь терпением и буду строить нашу семью дальше.

Мне кажется, Алик тоже про себя решил так. Во всяком случае, он потихоньку выздоравливал. Я видела, что он вспоминает ее не так часто, как раньше. Переписка у них прекратилась. Это я узнала через два года, когда нашла ее письма. Они были сложены стопочкой в ящике письменного стола, на самом дне. Письма были перевязаны красной ниткой. Возможно, это случайность, что красной.

Я прочитала их. Мне казалось, что теперь я имею на это право. Последнее письмо было датировано декабрем того года, когда они встретились. Я не ошиблась.

Я читала письма и плакала. Письма были дружеские, почти не любовные, только в конце каждого стояло: «Целую». По письмам я поняла, что Алик предлагал ей встретиться и все обсудить. Она отказывалась под разными предлогами.

Я читала и представляла себе, что же писал ей Алик. И мне хотелось побыть на ее месте, чтобы получать от него такие письма.

Писем было около тридцати. Я словно прочла маленький роман, опять вспомнила все в мельчайших подробностях и пожалела всех нас.

Когда я сказала Алику о прочитанных письмах, он стал оправдываться и преуменьшать значение этой истории для себя. Я рассердилась на него. Лучше бы промолчал. Мне такие утешения не нужны.