Вчерашнее завтра: как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь

Политическая целесообразность, продиктованная распадом СССР, определила схожие тенденции в написании новых историй. Характерной чертой становилась смена так называемой исторической центричности. Тема этнической государственности и этнических территорий выдвинулась в число наиболее актуальных. «Национальное государство» как понятие и как социально-политический феномен приобрело качество абсолютной ценности, вокруг которой и стали в значительной мере формироваться исторические построения. В данном контексте так называемый парад суверенитетов 1990–1991 годов стал восприниматься как восстановление исторической справедливости по отношению к тому народу, чей этноним содержится в названии соответствующей республики.

То, что истории становились национальными, первоначально проявилось в терминологии научных трудов историков. Вместо прежде шаблонно употребляемых терминов «классовая борьба», «пролетарский интернационализм», вместо всех антиподов буржуазного классового начала появился новый набор, постепенно наполняемый содержанием — «финансово-промышленные группы», «социально-рыночная экономика», «межнациональное согласие», «межкультурная коммуникация», «национальные интересы», «национальное возрождение» и т. д. В новых исторических построениях главным историческим героем стал народ-этнос и конкретные личности, в которых он воплощался. Историю классов, социальных групп, политических режимов и институтов сменяла история народов, национальных государств, национальных культур и национальная история в лицах, где выдающиеся деятели выступают в роли символов лучших черт представляемого ими народа.

Москвоцентричность истории советского периода, согласно которой все важнейшие события происходили в Москве, «все народы якобы связывали свои надежды опять-таки только с Москвой, а Россия выступала едва ли не бескорыстной защитницей соседних народов, несла им свободу и прогресс»^{69}, повсюду подвергалась критике. Если раньше история союзных республик — это история «национальных окраин» относительно москвоцентричной советской истории, то после 1991 года каждое независимое государство само становится самостоятельным центром. Истории этих государств естественным образом также начинают отталкиваться от «самоцентризма»: на Украине — украиноцентричная, в Эстонии — эстониецентричная, в Казахстане — казахстаноцентричная и т. д. Более того, это изменение являлось историософичным. Интеллигенция национальных республик во второй половине 1990-х годов настойчиво предлагала иначе оценивать проблему взаимодействия «центра» и «национальных окраин» в СССР, с достижениями собственных народов связать импульсы прогрессивного развития России.

«Московский центр и окраина как бы поменялись местами, — писала Т.С. Гузенкова. — Для национальных историков более важным становится вопрос о том, чем прославил Россию тот или иной народ, а не о том, чего он достиг в результате вхождения в ее состав»^{70}. Этот «страноцентричный» подход в историознании применялся с той целью, чтобы исследовать мировой исторический процесс не как совокупность фактов, событий и личностей, а чтобы оценить место своего государства в мировой истории, вклад своей культуры и науки в мировые культуру и науку, пробудить в создании граждан этнонациональную гордость. «Центризм» как историческая позиция не просто интуитивно избирался историками как идееобразующий метод исследований, но был в некоторых странах определен верховной властью.

Например, президент Казахстана Н.А. Назарбаев в своей статье «Хранить память, крепить согласие», посвященной провозглашению 1998 года «годом народного единства и национальной истории», обозначил центризм как историческую позицию. В этой статье было сформулировано отношение власти к истории как к инструменту, который призван хранить, прежде всего, единство народов, населяющих Казахстан: «В наступившем году мы приступаем к практической реализации стратегии развития страны до 2030 года. Ведь единство казахстанцев, основанное на бережном, я бы даже сказал трепетном отношении к своему историческому прошлому, может и должно стать мощной созидательной силой, надежным средством решения сложнейших социально-экономических задач»^{71}.

Этноцентричность начала реализовываться и на уровне школьного образования. В школах Украины основным принципом системы обучения объявлялась украиноведческая направленность. Последняя понималась как рассмотрение общественно-исторического процесса становления и бытия украинской нации, самобытности ее культуры и самосознания в контексте развития мировой науки и культуры. Предложенный «нациецентричный» подход реализовывался через внедрение национально ориентированных курсов (украинская литература, история и география Украины, украинская художественная культура), а также благодаря воссозданию культуроведческих аспектов исторического развития украинской нации в общенаучных предметах (всемирная история, математика, естественные науки).