Вчерашняя вечность. Фрагменты XX столетия

Писатель поплёлся следом за человеком к зданию вокзала. Вы, наверное, здесь никогда не были, говорил Яша, между прочим, этому городу не то триста, не то четыреста лет. Тут когда-то жил фабрикант Савва Морозов, слыхали про такого? Они вошли, но не через главный вход, а в дверь за углом, где в небольшой комнате на двух скамьях ожидала компания, человек пять. Писатель попятился.

“Ну что вы, – сказал Яша, – вас никто не тронет. Поверьте, мы не грабители. Мы все здесь такие же, как вы... Присаживайтесь”.

Писателя познакомили с Натальей Викторовной, попросту тётей Наташей, дородной дамой, на вид не меньше сорока, не больше шестидесяти, в вязаной кофте болотного цвета и просторной тёмной юбке.

“Ты бы сбегал за...” – отнеслась она к Якову.

“Яволь. Айн момент”, – сказал Яша по-немецки и явился через несколько минут с харчами и пивом.

Две скамьи были сдвинуты навстречу друг другу, на одной разложили бумагу с докторской колбасой, нарезали толстыми ломтями батоны, открыли две банки бычков в томате, расставили бутылки и картонные стаканчики. Тётя Наташа как старшая уселась подле импровизированного угощения, тут же посадили писателя, остальные расположились на другой скамейке.

Отворилась дверь, показалась блинообразная милицейская фуражка с новеньким латунным орлом.

“Афанасий Ильич, вы в самый раз, – промолвила тётя Наташа, – выпейте с нами за компанию”.

Афанасий Ильич постоял, помолчал. Затем, приосанившись, принял из её рук полный стакан пенящегося напитка. Бодро опорожнил, прожевал ломоть хлеба, щедро нагруженный колбасой, утёр усы, напомнил:

“Распитие спиртных напитков в помещении вокзала строго воспрещается”.

“Яволь”, – откликнулся Яша, и милиционер удалился.Пир продолжался, руководила тётя Наташа, как выяснилось, актриса.

“Бывшая”, – уточнила она.

“Вы больше не играете?” – спросил писатель.

“В некотором смысле нет, в некотором смысле да. У нас, знаете ли, всё стало театром. А вы, значит, посвятили себя литературе?”

В некотором смысле, отвечал писатель.

“Можно взглянуть?.. Хм, – проговорила она, – я думаю, это вам дорого обошлось. В смысле, бумага и прочее. Перепечатка тоже, наверно, недёшево стоила”.

“У меня своя машинка”.

“Вот как. Я вижу, вы состоятельный человек”.

“Да какое там”.

Тётя Наташа выразила понимание.

“Ксерокс, переплёт – кто вам всё это делал?”

“На улице Мархлевского... может, знаете”.

“Слыхали”.

“Жутко дерут”, – заметил кто-то.

Наталья Викторовна проговорила:

“Как всё-таки всё изменилось. Ведь ещё совсем недавно, копировальный аппарат, Господи Боже! Всё было за семью замками”.

“Запросто срок можно было схватить”, – подхватил кто-то.

“Да, мы, можно сказать, свидетели великих событий... Извините за нескромный вопрос. Окупить расходы вам, по крайней мере, удалось?”

Писатель покачал головой.

“Ничего удивительного. Ведь правда?” – она оглядела коллег. Компания помалкивала, сосредоточенно доедала яства, допивала питьё.

“Вы, как я понимаю, новичок”.

“В литературе?” – спросил писатель.

“При чём тут литература – я имею в виду торговлю”.

Романист сделал неопределённый жест.

“Не буду вас мучать загадками. Мы тут все торговцы. По разным причинам – вы меня понимаете – оказалось, что добывать таким способом средства на пропитание всё ж таки легче, чем по своей специальности, а у многих ещё к тому же семья... Я вот, например, двадцать лет проработала в разных театрах, и в провинции, и в Москве, здесь, между прочим, в зуевском районном театре, начинала. Уже и амплуа успела два раза сменить. Пока мне не пришла в голову, как говорится, счастливая идея. Вам, очевидно, тоже”.

“Мне посоветовали”, – сказал писатель.

“Поздновато, пожалуй... Вам не кажется?”

“Пожалуй”.

“Вы, опять же прошу прощения, женаты? Дети, внуки?”

Он отвечал, что живёт один.

“Ваше счастье. А мне сына надо устраивать в институт, а то ещё, не дай Бог, в армию загремит. И дочку поднимать надо. Я одна обоих растила... Но зато мне моя профессия очень помогла. Коммерсант, я вам скажу, должен быть актёром, иначе дело не пойдёт... И людей удалось подобрать, я хочу сказать: коллег по общему делу. Они на меня не в обиде, ведь правда?”

Компания дружно закивала. Яша сказал:

“На вас, тётя Наташа, можно сказать, всё держится”.

“Ну, не всё, но как-то дело идёт. Кое-какие связи удалось завязать. Без связей, дорогой мой, тут и трёх дней не продержишься...”

“Вы тоже продаёте литературу?”

Наталья Викторовна обвела компанию ироническим взором. Кто-то хихикнул.

“Так вот, если вернуться к нашему разговору... У вас довольно толстое произведение. Почему вы его не опубликовали обычным способом, как все?”

“Не все”.

“В конце концов, у нас сейчас свобода, пиши что хочешь”.

“Я всегда писал что хотел”.

“А, понимаю. У меня был один знакомый, всю жизнь писал в стол...”

“А теперь?”

“Теперь? Он умер, не дождался... Короче говоря, что я хочу сказать. Напечатают или не напечатают, это ещё бабушка надвое сказала, ведь правда? А если ещё к тому же ваш роман не обещает прибыли...”

“Не обещает”.