Они сидят на ветке рядом, и Полчку приходится сильно косить глаза, чтобы удержать в поле зрения белку Векшу. Потому что шея у него не поворачивается, и так всегда бывает после урожайного года.
«От счастья поправляются, а это уже несчастье», – говорит крот Слепыш, и Полчок с ним согласен.
– А как вы храните свои орехи? – спрашивает он у белки Векши.
Она опять вспоминает свою вершину, с которой можно увидеть все эти ковры, а Полчок скашивает на нее глаза и заранее обдумывает, что он скажет ей в свою очередь.
– Эй, Полчок с кулачок! – окликает его снизу медведь Бурый и добавляет: – Черт меня подери! – Это он заметил белку Векшу.
Медведь Бурый – большой шутник, и Полчок привык на него не сердиться. Но сейчас его шутки совсем ни к чему. Полчок вытягивается на ветке, чтобы как можно меньше походить на этот злосчастный кулачок, и говорит белке Векше, игнорируя оскорбительные слова:
– Ходят здесь… Только зря топчут орехи…
– Ах ты, Полчок с кулачок! – шутит медведь, отводя от белки глаза, чтобы сохранить чувство юмора. – Что это ты вытянулся, словно сучок проглотил? Полчок с кулачок проглотил сучок! – кричит медведь и смеется, радуясь шутке.
Полчок начинает понемножку выходить из себя: сначала из него выходит сопение, потом бормотание и наконец вполне членораздельные слова:
– Как дам орехом по голове! Будешь знать…
– Орехом? – смеется медведь. – Ах ты… черт меня подери! – это он не удержался и опять посмотрел на белку Векшу.
И тут белка Векша, которая так приятно беседовала с Полчком, поняла, что из них двоих только она может произвести на медведя впечатление. И она повернула голову, как она это умела, и посмотрела гак, как умела только она.
Впечатление было такое, что медведь зашатался и с трудом устоял на ногах.
– Что, испугался? – обрадовался Полчок. – Вот я сейчас достану орех! – И он полез куда-то к себе за орехом.
Медведь Бурый хотел что-то еще сказать, но тут белка опять на него посмотрела. И он зажмурил глаза и побрел прочь, бормоча про себя: «Черт меня подери!…» – такое белка произвела на него впечатление.
– Если бы он не ушел, я бы, честное слово, запустил в него орехом, – сказал Полчок, когда медведь Бурый скрылся из глаз.
И опять они сидели и разговаривали, и все было так хорошо…
Но вспомните, что сказал крот Слепыш…
Белка Векша смотрела на счастливого Полчка, но почему-то виделся ей медведь Бурый. Он стоял у нее в глазах и шатался, и жмурился, и было жалко его, такого большого, и было приятно производить на него впечатление…
– Больше он к нам не сунется, – успокоил ее Полчок.
Ихневмон и Циветта
– Счастливая любовь, – сказала бабочка Ванесса, – все-таки бывает на свете счастливая любовь!
Лягушка Квакша вытянула свою короткую шею и с завистью покосилась на змею Анаконду, которая вся состояла из одной шеи и потому могла слушать в свое удовольствие.
– Это было еще в те времена, когда смельчак Ихневмон охотился на крокодилов. Крокодилы были огромные, но Ихневмон их убивал, потому что он был храбр и любил красавицу Циветту. И в честь Циветты он убивал крокодилов, в этом проявлялась его любовь.
Бабочка Ванесса тихонько вздохнула, и лягушка Квакша тихонько вздохнула, и змея Анаконда тихонько вздохнула. И Ванесса продолжила свой рассказ
– Однажды, когда Ихневмон убил какого-то там крокодила и уже повернулся, чтобы идти дальше, oн вдруг услышал у себя под ногами плач. Ихневмон наклонился и увидел в траве плачущую ящерицу Скаптейру.
– Бедная ящерица! – сказала лягушка Квакша и опять покосилась на змею Анаконду.
Ихневмон наклонился к ней и стал расспрашивать, не потеряла ли она чего-нибудь, потому что траве легко что-нибудь потерять. «Потеряла, – сквозь слезы ответила ящерица Скаптейра. – Я потеряла моего крокодила… Ты сам его убил, и ты еще спрашиваешь…» – «Это был твой крокодил? – удивился Ихневмон. – Разве крокодилы бывают чьи-нибудь?» – «Это был мой крокодил, – сказала ящерица Скаптейра. – Ты же видишь, мы с ним похожи, только я маленькая и на суше, а он большой и в воде». – «А почему бы тебе не найти кого-нибудь маленького на суше?» – «Я не хочу маленького на суше, мой крокодил был большой, и он не боялся воды, – сказала ящерица. – Быть может, за это я его полюбила».
– Как это верно, – сказала змея Анаконда. Она, большая, вот так полюбила Зяблика – за то, что он был маленький и летал.
– Смельчак Ихневмон стоял над ящерицей Скаптейрой, и ему хотелось как-то загладить свою вину. И он сказал, что если ящерице непременно нужно любить крокодила, то он ей покажет такое место, где крокодилами хоть пруд пруди. Но ящерица ответила, что ей не нужен другой крокодил, что она любила именно этого. И тут уже Ихневмон ничего не мог понять, потому что этот крокодил не отличался от других, а