Вчерашний шпион

Я как-то совершенно непроизвольно вспомнил тот самый день в далеком 1944 году, когда оказался в городской тюрьме Ниццы. Гестаповцы ушли отсюда всего час-другой тому назад. Я тогда действовал в составе передовых подразделений американской армии. Вместе со мной был еще один англичанин. Мы не задавали друг другу лишних вопросов. На парне были знаки различия Сикрет Интеллидженс Сервис, и он, оказывается, неплохо знал Стива Шемпиона. Вероятнее всего, его, как и меня самого, направили сюда прямо из Лондона. Перед своим уходом немцы уничтожили все документы. Я полагал, что Лондон уже направил или же в ближайшее время направит сюда какого-нибудь более подготовленного человека, чем я, чтобы организовать охоту за этими документами.

— Посмотри-ка на это! — сказал мне тот самый офицер, когда мы взялись вытряхивать содержимое шкафов в комнате для проведения допросов. В этой обшарпанной комнате с запахом эфира и карболки на одной из стен висела гравюра Зальцбурга, а в камине была набросана целая гора битых бутылок из-под вина. Он же показывал мне на одну из бутылок, которая стояла на полке. «Это пальцы Стива Шемпиона», — уверенно произнес мой напарник. Затем он крутанул бутылку так, что все ее содержимое зашлось винтом в водовороте. Через мутноватое стекло мне удалось разглядеть несколько темно-коричневых кусочков, прижимаемых друг к другу центростремительной силой. Я пригляделся повнимательнее и наконец понял, что это были за «маслины». Хотя этикетка на бутылке, казалось, полностью соответствует содержимому, я стоял в оцепенении еще какое-то время и никак не мог совладать с собой. Я почему-то и сейчас содрогаюсь всякий раз, когда вспоминаю об этом случае.

— Да, Кети, ты совершенно права, — ответил я ей, — но для кое-кого она обернулась неизмеримо худшей стороной.

Все небо было затянуто низкими дождевыми облаками и от этого чем-то напоминало большущее грязное одеяло, которым разом накрыли всю округу.

— Знаешь, все эти рассуждения о кельтской крови и зове предков кажутся мне откровенной чепухой. Я уже действительно свыклась с мыслью о том, что между Уэльсом и Бретанью нет никакой существенной разницы. Никакой… — задумчиво произнесла Кети. Машинально наблюдая за игрой Билли в садике около дома, она без всякой связи вдруг продолжила: — Боже мой! Берег на реке за последнюю неделю совсем раскис. Это все из-за этих непрекращающихся дождей… В прошлом году в это же самое время один мальчик из деревни упал в реку и утонул. — Затем ее взгляд скользнул на резное деревянное распятие, висевшее над телевизором.

— Да успокойся ты! Ничего такого с ним не случится, — сказал я лишь с тем, чтобы хоть как-то успокоить ее.

— При Стиве он никогда не уходил дальше того вон загона. Мои же слова он просто игнорирует.

— Ты хочешь, чтобы я поговорил с ним и привел домой?

В ответ на мой вопрос она улыбнулась, но эта ее улыбка была полна безысходности и отчаяния. Рука Кети как бы сама собой с силой потянула за один из локонов; ей хотелось побороть нахлынувший поток чувств. Ведь я был другом Стива Шемпиона, и Кети явно не хотелось, чтобы мне удалось добиться от Билли того самого понимания, которого никак не удавалось добиться ей самой.

— Да не-е-т… не надо, — произнесла она в некотором замешательстве. — Я лучше присмотрю за ним из окна.

— По-моему, это самый подходящий способ.

— Да, Чарльз, ты настоящий англичанин! — начала она, и я сразу почувствовал в ее тоне, что все ее напряжение, все ее недовольство вот-вот выльется на меня. — Ты, случаем, не член «Общества защиты животных от жестокого обращения»?

— Даже если бы я и был его членом, то тем более не стал бы жестоко обращаться с детьми. Это ведь королевское общество… — натянуто улыбаясь, ответил я. Чувствовалось, что моя неудачная шутка отнюдь не разрядила обстановки.

— Никто не мог бы нормально жить с человеком, который постоянно изводит себя от чувства вины перед другими. А Стив был именно таким человеком…

— Ты говоришь о том, что было на войне? Стиву…

— Я говорю о нашей с ним женитьбе! — перебила меня Кети.

— Стиву не за что себя винить за то, что было на войне, — тоном, не терпящим возражений, закончил я свою мысль.

— В свое время моя мама рассказывала мне об этих англичанах, — не унимаясь, продолжала Кети. Ее рука непроизвольно вскинулась в своеобразном жесте, который бы больше подходил какому-нибудь затрапезному итальянскому базару нежели благопристойной английской гостиной. Вдобавок ко всему в ее голосе вдруг зазвучали и французские нотки. — Это только потому, что у тебя самого за спиной нет ничего такого, чтобы заставило тебя испытывать чувство вины! — выпалила она. — Это-то тебе самому понятно? Чувство вины сродни физической боли, оно одинаково мучает тебя независимо от того, настоящее оно или же воображаемое!

— Интересная мысль. Я обязательно подумаю на этот счет, — пролепетал я, едва сдерживая ее натиск.