ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928 гг.)

В процессе накопления правоприменительной практики по внесенным поправкам и добавлениям в УК РСФСР 1922 г. судам и трибуналам предписывалось особое внимание обращать на то, «направлено ли преступление против государства или отдельной личности, совершено ли преступление из низменных, корыстных побуждений или без таковых и совершено ли преступление группой (шайкой, бандой) или одним лицом. Само собой разумеется, что наказание должно быть применено максимальное и надлежит избегать понижения меры наказания».[98]

Особое беспокойство у руководства государства вызывала организация и проведение сдачи предприятий в аренду частным лицам.

Желание ужесточить борьбу со взяточничеством и коррупцией, придать ей не только уголовную, но и политическую окраску приводило подчас к нарушениям законности. Так, например, в феврале 1923 г. в Москве разбиралось дело сотрудников Центросоюза, обвиняемых в коррупционных правонарушениях (оказание должностными лицами в корыстных целях влияния на хозяйственную деятельность подконтрольных им государственных и частных предприятий, в которых они незаконно совмещали службу, путем понуждения их к заключению договоров между собой, убыточных для государства; продажа государственными должностными лицами информации заинтересованным юридическим и физическим лицам о ценах на товары, их местонахождении и об условиях приобретения; организация должностными лицами государственных предприятий частных фирм, участие в их руководстве и использование своего статуса для обеспечения им привилегированного положения и др.). Указанные деяния полностью попадали под действие циркуляра НКЮ от 9 октября 1922 г. № 97 «Об объеме понятия взятки»[99] и постановления ВЦИК от того же числа, связанные с юридическим расширением понятия взяточничества. Но, невзирая на это, государственный обвинитель, ссылаясь по аналогии наст. 10 УК РСФСР, квалифицировал эти преступления по ст. 63 УК РСФСР, карающей за контрреволюционные преступления.[100]

Непонимание различия экономической контрреволюции от родственных ей, но отнюдь не совпадающих с пей преступлений — должностных или хозяйственных, охватываемых другими статьями УК РСФСР и характеризуемых иными чертами и иными составами, на практике нередко приводило к слишком распространительному толкованию текста ст. 63 УК РСФСР, к неправильному ее применению в делах, не являющихся делами экономической контрреволюции. Именно это обстоятельство вызвало в свое время к жизни специальный циркуляр НКЮ, воспрещавший квалифицировать те или иные преступления по ст. 63 УК РСФСР без особого каждый раз разрешения центральной прокуратуры.[101]

Анализ ст. 58 и статей УК РСФСР, предусматривающих уголовную ответственность за взяточничество, дает основание предположить, что основной причиной такого толкования правоприменителем указанных статей УК РСФСР являлось то, что согласно текста ст. 58 УК РСФСР наказание в виде высшей меры является в ней основным (базовым), а возможность назначения наказания в виде лишения свободы при смягчающих обстоятельствах по этой статье пояснялась лишь оговоркой. Между тем высшая мера по ст. 114 и 114а УК РСФСР предусматривалась законодателем лишь при особо отягощающих обстоятельствах.

Наряду с этим в целях обеспечения снижения распространенности коррупционных правонарушений среди государственных служащих стало больше внимания уделяться вопросам разработки и внедрения в практику превентивных антикоррупционных положений на основе гражданского, трудового, административного и иных отраслей права.[102]

Так, ГК РСФСР 1922 г. имел целый ряд статей явно антикоррупционного характера. В ст. 1 было записано: «Гражданские права охраняются законом за исключением тех случаев, когда они осуществляются в противоречии с их социально-хозяйственным назначением». Согласно судебной практике собственник обязан был использовать свое имущество (речь идет об орудиях труда, зданиях и т. п.) таким образом, чтобы не только не навредить обществу, но и принести ему максимальную пользу. По решению суда хозяин мог быть лишен своего имущества в случае отказа от его эксплуатации, не использования «сообразно хозяйственному назначению» или уничтожения.[103] Т. е. собственник, например завода, не имел права перепрофилировать производственное предприятие в торговое, «порезать» основные средства производства на металлолом, а на месте заводских корпусов построить казино. Не могла тогда идти речь и о принудительном банкротстве предприятий с дальнейшим сносом его производственных помещений с целью захвата дорогостоящей земли в центре города для строительства элитного жилья, ресторанов, игровых клубов и т. п.