Все время, проведенное в этом безличном обиталище до сегодняшнего утра, Миранда никогда не думала о нем как о доме — это было всего лишь убежище, место, где она могла спрятаться от остального мира. Теперь же оно казалось лишь одинокой, пустой скорлупой.
Адам вышел из лифта на тридцать пятом этаже небоскреба Чепмен-Холла и направился к массивным стеклянным дверям.
— Доброе утро, Лу-Энн. Мэри у себя?
Секретарь быстро обежала взглядом ячейки с ключами.
— Да, она в кабинете.
— Как дела у Джима? — спросил Адам, прежде чем войти в еще одну дверь.
— С тех пор как он вышел в отставку, сводит меня с ума.
Новость не удивила Адама: Джим был его знакомым еще со времен тренировок в команде младшей лиги и не принадлежал к типу людей, способных сидеть без дела.
— Передавай ему привет от меня.
— Непременно, — ответила Лу-Энн и потянулась за трубкой зазвонившего телефона.
Адам улыбнулся, помахал еще нескольким знакомым в кабинетах, мимо которых проходил, и удивился, скольких из них он знает и скольких видит впервые. Коридор заканчивался дверью с табличкой, где золотыми буквами было выписано: «Мэри Киркпатрик, президент».
Адам постучал в дверь, одновременно открывая ее.
— Ты занята? — спросил он.
Мэри обернулась в своем кожаном кресле с высокой спинкой и взглянула на гостя поверх бифокальных очков.
— Для тебя — никогда. — Она отложила на стол бумаги, которые читала, пока ее не прервали. — Чему обязана честью лицезреть тебя?
Адам прошелся по кабинету, поцеловал мать и присел на край стола.
— У Джейсона назначен двухдневный амбулаторный прием.
Мэри сняла очки и отложила их на стопку бумаг.
— Я не видела его уже две недели. Как у него дела?
— По-моему, он выглядит как прежде, но, поскольку я вижусь с ним каждый день, мне трудно судить. Эту вспышку пневмонии он пережил лучше, чем ожидал Верн Лански.
— Ты следишь, чтобы он не забывал упражняться?
— Для прогулок на велосипедах по утрам сейчас слишком туманно, и потому мы гуляем пешком.
Загудел селектор на столе Мэри. Она нажала кнопку.
— Слушаю, Пэтти.
— Звонит Майкл Эриксон.
— Передайте ему, что у меня Адам, и спросите, куда ему перезвонить позднее.
Адам немедленно насторожился: он еще никогда не слышал, чтобы мать столь мягким голосом говорила о деловом знакомом. Он вопросительно взглянул на мать.
— Майкл Эриксон? Не припомню такого...
Мэри попыталась подавить усмешку, но не сумела.
— С ним я познакомилась на рождественском приеме у Дельпонте.
— Я думал, в прошлом году они отменили прием из-за Джейсона.
— Это было на позапрошлое Рождество.
— И в чем же дело: твой знакомый привык долго раскачиваться, или у тебя не поубавилось упрямства?
Поклонники у Мэри начали появляться почти сразу после смерти отца Адама. Вначале, ошеломленная горем, Мэри была не в силах отвечать на их знаки внимания. Позднее погрузилась в дела и благодаря своей подозрительности, поддерживала с мужчинами исключительно деловые отношения. Похоже, только в последнее время она вновь обрела уверенность в себе настолько, что смогла включить в расписание дел личные взаимоотношения.
— Мы с ним встречаемся время от времени уже несколько месяцев.
— Время от времени? — Адам был заинтригован.
— Может, позволишь спросить, как часто ты сам встречаешься с женщинами?
— Постоянно, — рассмеялся Адам.
— Это совсем другое дело.
— Ты еще надеешься, что я познакомлюсь с какой-нибудь девушкой, которая привьет мне вкус к оседлой семейной жизни?
Мэри пожала плечами.
— Можно подумать, я забочусь о себе.
— Вот именно — но для моего блага.
Выражение лица Мэри изменилось — она мгновенно посерьезнела.
— Мне бы не хотелось заострять на этом внимание, но до твоего дня рождения осталось чуть меньше трех месяцев. Ты пообещал мне принять решение, когда тебе исполнится тридцать лет.
Адам поднялся и подошел к окну. Вид отсюда был потрясающим — залив, мост Золотых ворот, солнце, которое отражалось в миллионах окон зданий, столпившихся у берега. Несмотря на долгие странствия, Адам еще никогда не бывал в городе, который сумел бы потеснить Сан-Франциско в его сердце. Но при всей любви к городу Адам не мог представить себе, что будет видеть только его до конца своих дней.
— Три месяца ничего не решат. Я просто не могу, мама.
Мэри подошла и остановилась рядом с ним.
— Я разочарована, но не удивлена. — Она долго молчала, затем добавила: — Я могу подождать. К тридцати годам ты так и не принял решение. Возможно, тебе найдется, что сказать мне к тридцатипятилетию.
Адам обнял мать за плечи и, как всегда, поразился ее хрупкости. Если бы ее размеры соответствовали ее упорству и настойчивости, Мэри могла бы стать соперницей лучшим борцам мира.
— Наверное, ты права. В тридцать пять лет я пойму, каким идиотом был, что не женился в тридцать лет, но если такое случится, это будет моя беда, а не твоя. Что бы ты ни решила, это останется твоим желанием, а не моим.
Мэри обняла его за талию.
— Я люблю тебя, Адам, но когда ты говоришь вот так, то становишься моей самой неразрешимой проблемой.
— Спасибо, мама. — Он поцеловал ее в висок. — Я так и знал, что ты меня поймешь.