Вдали от обезумевшей толпы

Оуку подумалось, что с его стороны будет некрасиво, если он не расскажет Коггену все как есть, ведь Джан был верен ему и надежен как сталь все годы, когда он страдал по Батшебе, и он сказал:

— Умеете вы хранить тайну, Когген?

— Неужто вы не знаете? Небось я не раз вам это доказывал.

— Знаю, знаю. Так вот, мы с хозяйкой собираемся обвенчаться завтра утром.

— Силы небесные! А ведь, по правде сказать, мне иной раз кое-что приходило на ум, да, приходило. Но держать все в тайности! Ну, да дело не мое. Желаю вам с ней всяческого счастья!

— Спасибо, Когген. Уверяю вас, такая молчанка мне вовсе не по душе, да и ей тоже, но справлять веселую свадьбу не больно-то пристало, вы сами знаете почему. Батшебе уж очень не хочется, чтобы в церковь набился весь приход глазеть на нее, — она боится этого и очень тревожится, — вот я и стараюсь все так устроить, чтобы ей угодить.

— Понимаю, и мне думается, это правильно. А вы сейчас к причетнику?

— Да. Может, и вы пойдете со мной?

— Боюсь только, как бы наши труды не пропали даром, — заметил Когген, шагая рядом с ним. — Старуха Лейбена Толла за полчаса раструбит об этом по всему приходу.

— Ей-богу, раструбит! А ведь мне и невдомек! — Оук остановился. — А все же мне надобно с вечера его предупредить — ведь работает он далеко и уходит из дому спозаранку.

— Слушайте, как надо взяться за дело, — сказал Когген. — Я постучусь и вызову Лейбена на улицу: надобно, мол, с ним потолковать, а вы стойте в сторонке. Он выйдет, вы ему все и выложите. Ей нипочем не догадаться, зачем он мне понадобился, а для отвода глаз я заброшу словечко-другое про хозяйственные дела.

План был одобрен, Когген смело шагнул вперед и постучал в дверь миссис Толл. Она открыла сама.

— Мне надобно кое о чем потолковать с Лейбеном.

— Его нет дома и не будет до одиннадцати. Как только он кончил работу, пришлось ему отлучиться в Иелбери. Можете говорить со мной — я за него.

— Пожалуй, что нет. Постойте минутку. — И Когген завернул за угол дома посоветоваться с Оуком.

— Кто это с вами? — осведомилась миссис Толл.

— Да так, один приятель, — отвечал Когген.

— Скажите, что хозяйка наказала ему ждать ее у церковных дверей завтра в десять утра, — шепотом произнес Оук. — Чтобы он обязательно пришел да оделся по-праздничному.

— Праздничное платье выдаст нас с головой, — заметил Когген.

— Ничего не поделаешь, — сказал Оук. — Втолкуйте же ей это.

Когген добросовестно исполнил поручение.

— Что бы там ни было, дождь либо ведро, снег либо ветер, он все одно должен прийти, — добавил от себя Джан. — Дело страсть какое важное. Видите ли, ему придется засвидетельствовать ее подпись на бумаге — тут она с одним фермером заключает договор на долгие годы. Я выложил вам все как есть, матушка Толл, оно бы и не следовало, да уж больно я люблю вас, хотя и безнадежно.

Сказав это, Когген повернулся и быстро ушел — ей так и не удалось забросать его вопросами. Приятели заглянули к священнику, но никто не обратил на это внимания. Затем Габриэль возвратился домой и занялся приготовлениями к завтрашнему дню.

— Лидди, — сказала Батшеба, ложась спать в этот вечер, — разбуди меня завтра в семь часов, в случае если я просплю.

— Да вы всегда просыпаетесь еще до этого, мэм.

— Да, но завтра мне предстоит важное дело — я потом тебе все расскажу, — и я должна встать пораньше.

Однако Батшеба проснулась в четыре часа, и, как ни старалась, ей больше не удалось уснуть. Около шести она потеряла терпение и стала себя уверять, что ее часы ночью остановились. Она пошла и постучала в дверь Лидди, и ей не без труда удалось разбудить девушку.

— Но, кажется, это я должна была вас разбудить? — недоумевала Лидди. — А ведь еще нет и шести.

— Конечно, есть. Что это ты выдумываешь, Лидди? Я знаю, что уже больше семи часов. Приходи ко мне поскорей, я хочу, чтобы ты меня как следует причесала.

Когда Лидди вошла в комнату Батшебы, хозяйка уже ждала ее. Девушка никак не могла понять, зачем такая спешка.

— Что такое стряслось, мэм? — спросила она.

— Так и быть, я скажу тебе. — И Батшеба посмотрела на нее с лукавой улыбкой в сияющих глазах. — Фермер Оук придет ко мне сегодня обедать.

— Фермер Оук? И больше никого?.. Вы будете обедать вдвоем?

— Да.

— Но, пожалуй, это будет неосторожно, мэм, ведь и без того идут всякие толки, — опасливо сказала ее приятельница. — Доброе имя женщины такая хрупкая вещь…

Батшеба расхохоталась, щеки у нее вспыхнули, и она шепнула Лидди на ухо несколько слов, хотя они были в комнате один. Лидди вытаращила глаза и воскликнула:

— Батюшки мои! Вот так новости! У меня сердце так и затрепыхалось!

— А у меня вот-вот выпрыгнет! — сказала Батшеба. — Да теперь уж ничего не поделаешь.

Утро было сырое, неприветливое. Тем не менее без двадцати десять Оук вышел из дому и

Поднялся на холм крутой;
Он шел твердой стопой
За невестой своей молодой,