— Но как же быть с Фанни?
— Батшеба вполне обеспечена — и будет вам, Трой, прекрасною женою! И, право же, вам следует ради нее поторопиться со свадьбой!
— Но у нее властный характер, чтобы не сказать больше, она будет мной ввертеть, а с бедняжкой Фанни Робин я могу делать что хочу.
— Трой! — воскликнул с мольбою Болдвуд. — Я сделаю все, что угодно, для вас, только не бросайте ее, ради бога, не бросайте, Трой!
— Кого? Бедняжку Фанни?
— Нет! Батшебу Эвердин! Любите ее! Любите всем сердцем! Как вы не понимаете, что в ваших же интересах немедленно скрепить свои отношения с ней?
— А что нам еще скреплять, когда я и без того с ней связан?
Рука Болдвуда судорожно протянулась к Трою. Но он подавил в себе слепой порыв и весь поник, словно раздавленный горем.
Болдвуд продолжал:
— Но вам надо поторопиться со свадьбой! Так будет лучше для вас обоих. Вы любите друг друга и должны принять от меня помощь.
— Какую помощь?
— Я положу те же пятьсот фунтов не на имя Фанни, а на имя Батшебы, чтобы вы могли поскорее обвенчаться… Но нет. Она ничего не примет от меня. Я выплачу эту сумму вам в день свадьбы.
Трой некоторое время молчал, втайне пораженный безумным ослеплением Болдвуда. Потом спросил как бы вскользь:
— Ну, а сейчас я получу что-нибудь?
— Да, если угодно. У меня нет с собой крупных денег. Я не ожидал этого. Но все мое состояние будет ваше.
Болдвуд не был похож на здравомыслящего человека и скорее напоминал какого-то лунатика, когда, вытащив холщовый мешок, служивший ему вместо кошелька, начал в нем рыться.
— У меня здесь еще двадцать один фунт, — проговорил он. — Две ассигнации и соверен. Но мне надо получить подписанную вами бумагу…
— Давайте деньги, и пойдем прямо к ней в гостиную. Я готов подписать любое соглашение, лишь бы вам угодить. Только она ничего не должна знать о наших денежных делах.
— Решительно ничего, — подхватил Болдвуд. — Вот деньги, и если вы зайдете ко мне, я напишу обязательство на остальную сумму и оговорю сроки.
— Но сперва зайдем к ней.
— Зачем же? Переночуйте у меня, а завтра утром мы отправимся к нотариусу.
— Но ведь надо же с нею посоветоваться, хотя бы сообщить ей.
— Ладно. Идем.
Они поднялись на холм к особняку Батшебы. Когда они подошли к парадному, Трой сказал:
— Подождите здесь минутку.
Он проскользнул в прихожую, оставив дверь приоткрытой. Болдвуд ждал. Минуты через две в прихожей загорелся свет. Тут Болдвуд увидал, что на дверь наброшена цепочка. За порогом стоял Трой с подсвечником в руке.
— Неужели вы думали, что я вломлюсь в дом? — с негодованием спросил Болдвуд.
— О нет! Но осторожность никогда не мешает. Не угодно ли вам прочесть эти строки? Я посвечу вам.
Трой протянул в приоткрытую дверь сложенную газету и поднес поближе свечу.
— Вот эту заметку, — прибавил он, указывая пальцем на заголовок.
Болдвуд прочитал:
«Бракосочетания.
17-го текущего месяца в церкви св. Амвросия в Бате преподобный Дж. Минсинг, бакалавр богословия, сочетал браком Фрэнсиса Троя, сержанта 11-го Драгунского гвардейского полка, единственного сына покойного Эдварда Троя, эсквайра, доктора медицины из Уэзербери, с единственной оставшейся в живых дочерью покойного м-ра Джона Эвердина из Кэстербриджа, Батшебой».
— Как говорится, нашла коса на камень, а, Болдвуд? — бросил Трой и насмешливо расхохотался.
Болдвуд выронил из рук газету, Трой продолжал:
— За пятьдесят фунтов я должен жениться на Фанни. Отлично. За двадцать один фунт жениться не на Фанни, а на Батшебе. Превосходно! А каков финал: я уже муж Батшебы! Итак, Болдвуд, вы оказались в дураках, как всякий, кто пытается встать между мужем и женой. Еще два слова. Как я ни плох, я все же не такой негодяй, чтобы за деньги жениться или покинуть женщину. Фанни давно ушла от меня. Я даже не знаю, где она сейчас. Я повсюду ее разыскивал. Еще словечко. Вы уверяете, что любите Батшебу, а между тем при первом же брошенном наудачу намеке поверили, что она так себя опозорила. Много ли стоит такая любовь! Теперь, когда я крепко вас проучил, берите назад ваши деньги!
— Не возьму! Не возьму! — прохрипел фермер.
— Во всяком случае, они мне не нужны! — презрительно сказал Трой. Завернув монеты в ассигнации, он швырнул их на дорогу.
Болдвуд потряс кулаком.
— Ах ты чертов фигляр! Окаянный пес! Но я расправлюсь с тобой! Так и знай, расправлюсь!
Новый взрыв хохота. Трой захлопнул дверь и заперся на замок.
Всю эту ночь можно было видеть темную фигуру Болдвуда, скитавшегося по холмам и лощинам Уэзербери, подобно скорбной тени на мрачных берегах Ахерона.
Глава XXXV
У верхнего окна
На следующий день в ранний час, когда в первых солнечных лучах сверкает роса, разноголосое, еще робкое пение птиц разливалось в бодрящем воздухе, а блеклая голубизна небес там и сям была затянута тонкой паутиной бесплотных облачков, ничуть не омрачавших лучезарного утра. Освещение пейзажа было золотисто-желтое, тени — размытых очертаний. Листья вьющихся растений, оплетавших стены ветхого особняка, поникли, унизанные тяжелыми водяными каплями, которые, словно крохотные линзы, увеличивали находившиеся позади предметы.