Вдоль границы снов

Потом оказывается, что из тридцати двух человек восемнадцать были за Принца, остальные – против. Мой голос ничего бы не изменил.

4.

Среда у меня вроде бы библиотечный день, он мне положен. Это еще с допотопных времен, при большевиках, не предвидевших возникновение Сети, завели. Технический персонал, к каковому я имею счастье принадлежать, обязан быть в курсе технических новинок. Но Александру Ивановичу вовсе не светит отпускать меня на целый рабочий день. Поэтому мы договорились, что в отдел я прихожу после обеда. А до этого могу делать, что хочу. То есть, в библиотеку я, конечно, иду. По случаю солнечной, почти летней погоды – не в техническую, а в Балабновскую, ноги размять, прогулявшись от Летчиков до Преображенки. А в читальном зале – свобода. Можно читать, можно писать, можно думать, можно предаваться воспоминаниям. Они у меня не слишком красивы или оригинальны, зато свои.

Макарона – бензиновая гарь, родители – поселковые учителя, спящие, намаявшись после ежедневной войны с прогрессирующим невежеством бепробудным сном, стук в окно после двух часов ночи, сиплый бас-дискант-фальцет: "Я до Сереги!" А брат Серега по бабам пошел, будет гулять, пока его кто-нибудь с багром не встретит. Или с топором, кому как больше понравится. Махаловка на пятачке у "Серой лошади", паленая водка, которую пьют, не поморщившись, а технический спирт не отличают от медицинского, и настойка на астматоле для любителей более крутого кайфа. Анаша и таблетки появились у нас позже. Но я-то знаю кайф покруче! Библиотека! Сначала поселковая, потом университетская. А там уже – весь тогдашний пантеон: Булгаков, Гессе, Акутагава, Сэлинджер и даосы, "Основы вычислительной техники", Высоцкий, "Властелин колец", еще не ставший новой религией, Борхес,"Аквариум" и царица наук – математика. Наука, которая не лжет.

Ясно, что под библиотекой я определяю не просто собрание книг, а некий комплекс понятий, делающий человека личностью. В данном случае Сколотову М. Я. Может быть, и сюда я хожу исключительно по этой причине. Однако ели я уйду из нашей конторы туда, куда собираюсь, еженедельным визитам в читалку придет конец. Ладно, обойдусь интернетом. И довольно об этом.

На обратную пешую прогулку времени уже не хватит, придется снова загружаться в маршрутку. Остановка – на другой стороне площади, возле залюбленного журналистами "Буй-Тура". По счастью, здесь есть подземный переход, и мне не надо трепать нервы, мечась, как ошпаренная крыса, между машинами – по-моему, у нас в городе все водители – прирожденные дальтоники, и зеленого света не видят в упор. Ради душевного спокойствия можно было потерпеть даже непременных певцов и музыкантов, прочно обсидевших это место.

Вот и сейчас у исписанной и разрисованной стены наблюдается целое трио. Девица в длинном красном платье, стянутом поясом из медных блях, и два парня. Этим на стильный прикид уже не хватило, они в обычынх джинсах и майках, зато вооружены скрипкой и флейтой. Девица самозабвенно тянет:

Двенадцатого, в пять часов,
Я отодвинула засов.

Светало. Даль была ясна.
В газах как не бывало сна.

Мне путь себе не выбирать.
Мне дело – до свету вставать,

Не задержаться у креста,
Не наклониться у моста,

И ждать, пока свершится срок,
На перекрестке трех дорог.

Об этом песню не споешь:
Рассвет, колодец, окрик, нож,

И занемевшая рука,
И вздох, глубокий, как река.

Теперь моя земная ширь -
Венец, костер и монастырь.

Пути открыты с этих пор -
На рынок, в лес и под топор.

Шел ветер. Даль была светла.
В глазах как не бывало зла.

Когда она замолкает, я выгребаю из кармана всю мелочь, загодя приготовленную для транспорта, и швыряю в футляр от скрипки.

– Спасибо, ребята. Не за то, что пели-играли, а за то, что перестали!

Они супятся от обиды, но молчат – вдруг да в другой раз не подам. А я и впрямь не подам. Не водится за мной такого – швырять деньги уличным музыкантам. Но и хамить им я тоже не имею привычки. Зачем обидела ребятишек, спрашивается? Они деньги зарабатывают в меру своих способностей. Может, меня псевдосредневековый прикид девицы вывел из себя? Или сама песня? Но ведь ничего же общего…ничего…

Пока еду на работу, в голове вертится непонятное слово "таулта". Мне оно ни о чем не говорит. Или говорит, но я забыла, об этом. Надо будет как-нибудь посмотреть в словаре. Если б еще знать, какого языка…

В положенное время и даже чуть раньше я появляюсь в отделе. Витюши нет – в столовке, Славы нет – в "Буй-Туре". За стеллажами – голоса. Один – начальников, другой – Пашкин. И обсуждают они, между прочим, меня.