Вдоль по лезвию слов (сборник)

Чёрный человек, посмотрев в глаза Мишко, понял то, что до него открылось Блажо и учителю с корабля слепых. Он сделал шаг назад и движением руки остановил птиц, летящих в небе, рыб, плывущих в воде, и зверей, бегущих по лесам. Он остановил дорогу, и деревню, и старуху-ключницу, и пулемёт в низине, и облака, опускающиеся на землю. Только Марфа ещё кое-как двигалась по застывшей дороге, и впереди уже маячили стеклянные башни города. Её руки препятствовали ногам, её глаза показывали совсем не то, что слышали уши, а в волосы вплелась случайная стрекоза и застыла там по приказу чёрного человека.

Чёрный человек стал в церемонную позу, поднял руки, точно Атлант, поддерживающий небесный свод, и сказал ровным механическим голосом:

«Капитан корабля слепых умер».

Это всё объясняло. Нашествие чёрных автомобилей, превращение Марфы в соляной столп и — самое главное — появление Мишко на свет.

Фразу человека в чёрном слышала и Марфа. Уже наступала зима, когда она добралась до города, но человек в чёрном по-прежнему стоял напротив мальчика и ждал его единственного слова. Слово, которое следовало произнести Мишко, могло быть коротким или длинным, оно могло принадлежать любому языку и любому народу, оно могло пахнуть ладаном, желчью или книжными страницами, но оно должно было являться именно словом, а не жестом, не движением, не порывом.

Марфа хотела предостеречь сына, потому что ей казалось, что она понимает больше него. Она протянула руку, но до Мишко оставалось целых две руки, и она не дотянулась. Она упала на асфальт и растеклась соляной лужей, а когда наступила весна, в этом месте появились белые цветы.

Человек из чёрной машины пристально смотрел на мальчика, и из-под его чёрных очков текли нефтяные слёзы.

Мишко провёл рукой по небу и отпустил застывших птиц, а потом он отпустил дороги, и леса, и зверей, и певчие женские голоса, а сам наклонил голову и сказал слово.

Слово рванулось вперёд, смяло чёрного человека, втоптало в землю чёрные машины, сровняло с камнем стеклянные башни и помчалось по всей земле, нарушая ход времени. Год сменял год, век сменял век, а слово неслось по земле и дробило всё, что не вписывалось в его рамки.

Мишко снял рубаху, нагнулся, поднял с земли блестящий знак капитана корабля слепых и прикрепил его к голой груди. Из-под знака текла густая красная жидкость, похожая на кровь, а Мишко шагал обратно, по направлению к деревне, чтобы принять свой крест и вернуть долг Блажо.

Корабль слепых обрёл нового капитана.

Примечание автора

Великий сербский писатель и поэт Милорад Павич умер 30 ноября 2009 года, спустя всего три недели после того, как я написал этот рассказ. И посвящение само собой превратилось в некролог, в рассказ памяти Павича.

Я намеренно стилизовал текст под него — как мог, как сумел, потому что нет ни одного человека в мире, способного так же безупречно играть словами и смыслами, так же низводить на уровень одного измерения расстояние и время, так же раскладывать пазл, который не складывается до самого конца, до самого последнего слова, а потом внезапно превращается в безупречную, стройную, строгую, прекрасную картину.

Моя любимая книга Павича — «Хазарский словарь», невероятный, абсолютный шедевр, одна из вершин мировой литературы. Помимо «Хазарского словаря», я очень люблю три его маленьких рассказа: «Пароль», «Аэродром в Конавле» и «Долгое ночное плавание». По мотивам произведений Павича я написал несколько стихотворений, не считая двух десятков, созданных просто под его влиянием.

Мне представляется, что на последнем суде из толпы встанет мадемуазель Атех и скажет: «Я — хазарка». Она будет свидетелем защиты, и Павич попадёт туда, куда не может не попасть. В свой Константинополь.

Один мой друг