Тихие игры
Больно, чёрт меня дери. Встаю, отряхиваюсь. Оглядываюсь на забор. Сволочь ржавая, подогнулся, пошёл вниз, ни черта красиво не получилось. Бочонок ржёт, перегибаясь пополам. У меня вся задница — сплошной синяк, а он ржёт, падла, камеру чуть на землю не роняет. Киря поумнее будет, улыбается, но спрашивает:
— Живой?
— Живой, куда денусь, — отвечаю.
Переступаю через поваленную часть сетки. Двигаться больно. Иду к Бочонку.
— Чего ржёшь? — ору.
Бочонок прекращает смеяться, испуганно прижимает к себе камеру.
— Ты снял это или нет? Я что, зря жопу об асфальт долбанул? — ору ещё громче, прямо ему в лицо.
— Снял, снял, — он тычет в камеру пальцем-сосиской.
Беру у него камеру, включаю воспроизведение, смотрю в объектив. Получилось не так и плохо. Вполне естественно. Вот парень в джинсах забирается на забор, тот прогибается, проваливается, парень падает на асфальт, хватается за ушибленное место. Ага, вот тут Бочонок уже засмеялся, камера снимает асфальт. Всё, выключил камеру.
— Пойдёт, — говорю снисходительно.
Впрочем, даже неплохо, что забор упал. Получился прямо какой-то спецэффект.
Милка круглит глазищи на меня. Никакого сочувствия. Будто-это-так-и-надо.
— Пошли. Следующий кадр, — говорю.
Переползаем через сетку: я, Киря, Милка, Бочонок и Алёна. Гаврика сегодня нет: он барыжит какую-то тачку, битую десяток раз. Зная Гаврика, уверен, что получится.
Гаврик — самый старший. Ему двадцать один. Самый младший — Бочонок, ему четырнадцать. Но он отличный оператор, ничего не скажешь.
— Вот лестница.
— Снимаю снизу, — говорит Бочонок.
— О’кей.
— Смотри не навернись, — предупреждает Киря.
У него в руках две дощечки, выкрашенные в чёрный цвет, с белыми полосками. Сам сделал. Похожи на настоящую штуку для киносъёмок, как она там называется. Он щёлкает. Я запрыгиваю, цепляюсь руками за нижнюю площадку лестницы, подтягиваюсь, забираюсь.
— Блин, задницей всё закрыл! — вопит Бочонок. — Но беги, продолжай! — добавляет.
Бегу по лестнице вверх, цепляюсь за металлические перегородки, разворачиваюсь, бегу быстрее.
— Стоп! — кричит Киря.
Останавливаюсь, выглядываю из-за поручней.
Бочонок просматривает реплей. Сейчас начнётся самое сложное. Нужно будет запихнуть Бочонка на лестницу. Блин, кто проектировал эти пожарки?
Спускаюсь до нижней площадки. Бочонок говорит:
— Лестницу давай.
Оглядываюсь. Я не подумал. За моей спиной опускающаяся до земли лестница. Но она на замке.
— Замок, — говорю я.
— Держи, — отзывается Алёна.
Это не девушка. Это скала. Она офигительно красивая. Рыжая, и лицо тонкое, будто у какой графини средневековой, нос с горбинкой, губы узкие. Женственная, сильная. И характер — ничем не пробьёшь: сказала — как отрезала. И всегда знает, чего хочет.
У неё в руках обломок трубы, вроде монтировки. Она бросает его мне, я легко ловлю.
— Спасибо.
Двумя ударами сбиваю замок. Высвобождаю лестницу. Она с грохотом съезжает вниз.
— Во! — удовлетворённо произносит Бочонок, ползёт вверх, бережно сжимая камеру.
Я принимаю камеру, помогаю ему залезть. Он забирает прибор обратно, пыхтит, поднимается дальше. На лестницу запрыгивает Алёна. Я подаю ей руку. Она стреляет глазами, но не отказывается от помощи. Проходит мимо, я вдыхаю её запах.
За ней идёт Милка. Её взгляд, как всегда, пуст. Последним забирается Киря. Бочонок кричит сверху:
— Всем стоять! Рэд, пошёл!
Мне нравится, когда меня зовут Рэд. Да, на самом деле я Тимур, но Рэд — это стильно. Хоть я и не рыжий. Но зато я — Рэдрик Шухарт.