Вдоль по лезвию слов (сборник)

Мне сложно объяснить гамму чувств, которые обуяли меня в тот момент. С одной стороны, я знал название тому, что происходило между нами. То же самое мы видели чуть раньше между Вилли и его девушкой. Я мог смело сказать Карлу, что люблю его, и не соврать ни в одном слове. Но в это чувство острым клином вмешивался разум. Я не понимал, как подобное может происходить, как мужчину может тянуть к мужчине. В этом чудилось что-то ненормальное, искажённое. С детства естественным для меня было сочетание разнополых людей, разнополых животных; интимные отношения между существами одного пола нигде не упоминались. Представьте себе, что вы никогда не видели жирафа и даже не слышали о том, что существуют животные с такой длинной шеей. И вот вы приходите в зоопарк и видите это огромное пятнистое парнокопытное. Вы в шоке. Вы не могли даже представить, что подобное существует, что у живого существа может быть такая непропорционально длинная шея, такой странный окрас, такие тонкие ноги. В похожей ситуации оказался и я, только в гораздо более острой. Я не просто узнал о возможности однополых отношений между мужчинами. Я внезапно понял, что наше общество не примет и не поймёт таких отношений.

В этот момент губы Карла уже нашли мои, и мы целовались, как неопытные щенки, в первый раз. Я испытывал возбуждение, мой член напрягся. Карл поместил руку мне в промежность и сжимал его через брюки.

Но в какой-то момент я отстранился.

«Нас могут заметить», — произнёс я.

Он тоже понимал это.

«Увидимся завтра», — сказал Карл и провёл рукой по моей щеке.

Я развернулся и быстро, не оборачиваясь, зашагал прочь.

Дома я прошмыгнул в свою комнату и лёг на кровать. От ужина я отказался, сославшись на то, что очень устал. Сомнения терзали меня. Страшная мысль пришла в голову в связи с недавними событиями в университете. Возможно, думал я, однополые отношения являются прерогативой неарийцев. Возможно, в моей родословной есть погрешности, и я случайно прошёл тест — так же, как это произошло с Максом Штайном. Мои размышления подогревались и тем, что я практически не помнил отца, и самим фактом его таинственного исчезновения. Кто знает, почему он пропал. Возможно, в Южной Америке он не прошёл какой-то генетический тест, и отклонения позволили вычеркнуть его из арийских рядов.

Длительное время я стоял у зеркала и внимательно рассматривал своё лицо, а затем, раздевшись, и тело. Чем-то я напоминал знаменитого героя Карла фон Мюллера, служившего одним из пропагандистских образцов арийской внешности. Причём у меня был более волевой подбородок, что ещё сильнее подчёркивало чистоту моей крови. Длинный узкий нос, высокий лоб, голубые тевтонские глаза — все признаки арийца налицо. Но недочеловек жил внутри меня. Недочеловек тянулся своими тонкими арийскими губами к губам другого мужчины, Карла фон Барлоффа, и ничего страшнее этого я не мог себе представить.

Мне требовался совет. И я понимал, что единственный человек, способный дать такой совет, — это мой дядя Гюнтер. Мысль, что придётся с кем-то поделиться своими сокровенными (и, возможно, запретными) переживаниями, вгоняла меня в панический ужас. Но ещё страшнее казалось прийти на следующий день, сесть рядом с Карлом и как ни в чём не бывало слушать лекции очередного престарелого профессора. Я живо представлял себе, как мы пойдём после окончания занятий по той же самой аллее, и как Карл потянется ко мне, и каким сладостным будет это объятие, и какими страшными могут оказаться последствия в том случае, если подобные отношения всё же ненормальны.

После нескольких часов размышлений (мама куда-то ушла и меня не беспокоила) я твёрдо решил поделиться своей историей с дядей.

* * *

На следующий день я шёл в университет с тяжёлым чувством. С одной стороны, меня радовала перспектива увидеться с Карлом, а с другой — я боялся разговора, предстоящего после занятий. Я не стал предварительно звонить дяде, полагая найти его дома (он довольно редко бывал в своём министерстве, потому что занимал какой-то серьёзный пост и мог позволить себе свободный график работы). И всё-таки большая часть моих мыслей была — о Карле.

Когда я вошёл в аудиторию, меня постигло и разочарование, и облегчение: Карла ещё не было. Я поздоровался с однокурсниками, занял своё место и с нетерпением принялся смотреть на дверь, ожидая появления моего друга. Или больше чем друга — в тот момент я не мог толком понять.

Карл не появился. Лекция началась, а я никак не мог сосредоточиться, потому что думал о нём; профессор что-то говорил, чертил на доске, но всё проходило мимо меня, будто я вовсе не присутствовал в аудитории. Я строил всевозможные теории относительно того, что могло произойти. Возможно, Карл чем-то выдал себя, и его забрали — но тогда и надо мной висел дамоклов меч. Возможно, мой друг просто не выдержал психологического давления и остался дома, поскольку понимал, что никакой учёбы в этот день быть не может. Я терялся в догадках.