Читаем Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства(СИ) полностью

Несмотря на загруженность на работе, семью, занятия спортом Дюня не оставлял. А вскоре у порога фельдшерской квартиры стоял почти новый мотоцикл ИЖ - 49. Все свободное время Дюня отдавал ему, разбирая, ремонтируя, снова собирая. В пятьдесят девятом он приобрел в Цауле, подлежащую списанию, ветхую "Победу".

Целый год он возился с ней и под ней, собирая автомобиль из ничего. Покрасил в престижный бежевый цвет. На первых километрах обкатки он сажал нас на заднее сиденье. Трудно передать чувства, которые мы испытывали, сидя в движущейся "Победе". Несмотря на ухабы, машину лишь слегка покачивало. Мы ездили, повернув до боли головы назад. Нас привлекали густые клубы пыли, поднимаемые мчавшейся машиной.


В шестьдесят первом Дюню перевели старшим фельдшером в психиатрическое отделение Плопской участковой больницы. Заведовать медпунктом назначили Алексея Ивановича Чебана. Сельчане с первых дней почувствовали контраст. Алексей Иванович все делал неспешно и неохотно. Но весьма охотно он наносил визиты больным на дому. К визитам быстро привыкли и в каждом доме фельдшера ждал щедро накрытый стол.


Говоря о медицинских работниках, сельчане грустно шутили. Если в качестве руководителей государства от Ленина, Сталина и далее лысый чередовался с нелысым, то в селе фельшер пьяница чередовался с трезвенником. Сейчас, к сожалению, село практически лишено медицины вообще.




Нам электричество ночную мглу разбудит,

Нам электричество пахать и сеять будет,

Настанет чудный век, земля преобразится,

Не будет мам и пап, мы будем так родиться.

Не будет акушеров, не будет докторов,

Нажал на кнопку, чик-чирик, и человек готов.

Нажал на кнопку - чик, включил и не горюй,

А если что, добавим электропоцелуй...

1 Студенческая песня




План ГОЭЛРО в отдельно взятой...




В раннем детстве, по словам мамы, просыпался я очень рано. К неудовольствию всех, особенно брата Алеши. Тем более в воскресные дни, когда, натруженные за неделю, руки родителей просили хотя бы на полчаса больше отдыха. А брат по выходным просыпался иногда к полудню.

До пяти лет я спал между родителями на огромной кровати размером два на два с половиной метра, устроенной в углу, ограниченном русской печью и грубкой из плиточного камня. Четыре массивных чурбака скреплялись поясом из толстых досок. Поверх настилались доски сплошь, на которые стелили такой же огромный матрац, два раза в год набиваемый свежей соломой. Брат спал отдельно на металлической кровати с завитушками, блестящими шишками и шариками.

Общая кровать была освещена окном, выходящим на улицу. Через окно просматривались несколько домов соседей на противоположной стороне улицы. Мама рассказывала, что я мог проснуться задолго до рассвета. Перелезал через нее, становился коленями на узком подоконнике и терпеливо ждал. Как только в одном из домов появлялся тусклый огонек, я тут же принимался тормошить маму:

- Мама! Фито Сяды, фито Фики, фито Эки. Мама, фите мапу!

В переводе означало:

Мама! Светло у Санды, светло у Фильки, светло у Женьки. Мама свети лампу!

Мама долго не выдерживала. Вставала, нащупывала на лежанке коробок и зажигала спичку. Сняв стекло, зажигала керосиновую лампу. Я быстро перебирался на угретое мамино место, укрывался одеялом и в доме восстанавливался покой.

Когда я стал чуть старше, помню, что меня привлекали и страшили тени от лампы на стенах и потолке, особенно двигающиеся. Брат использовал это и показывал мне "кино". В дальнем углу русской печки ставил зажженную лампу, задергивал занавеску и тенью своих рук и головы показывал разные фигуры на занавеске. Я знал, что это Алеша, но все равно было страшно. Когда становилось особенно жутко, я хватал мой твердый валенок и с силой швырял в страшилище. Попадал, как правило в брата.

Он приноровился увертываться до того, как валенок долетит до него. Изменил тактику и я. Резко отдергивал занавеску и швырял валенок прямо в брата. Спасаясь, однажды он отскочил вглубь печки. Я схватил второй валенок. Не дожидаясь броска, он спрыгнул с печи на кровать и встал на подоконник, наивно полагая, что я не стану швырять валенок в сторону окна. Он плохо обо мне думал! Валенок с галошей полетели. Вместо того, чтобы поймать, Алеша уклонился от летящего снаряда. Пробив оба стекла проема, валенок зарылся в снег. На звон разбитого стекла с улицы прибежал отец.

Что было дальше, представляйте сами. Разбитые насквозь стекла окна в середине зимы и дефицит стекла в начале пятидесятых. Выручил мамин двоюродный брат, бригадир строительной бригады в колхозе. Он снял размеры, вырезал стекло и вставил. Вместо оконной замазки щели залепили тугим тестом. До весны.

Мне хронически не хватало света. Днем я отдергивал все занавески, а вечером, как только мама выходила в сени, подкручивал лампу, увеличивая язычок пламени. Войдя, мама мгновенно все замечала:

- Не подкручивай фитиль! Закоптится стекло и будет еще хуже.

Я долго не мог понять: - почему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза