Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства(СИ)

Коваль снова стал греть угол кастрюли. Когда бура растеклась, Коваль бросил в кастрюлю шарик латуни и проволокой надвинул ее на отверстие. Снова осторожный нагрев. Скоро капля начала таять, наплывая на края отверстия изнутри, а через несколько секунд и снаружи. Как по волшебству, отверстие исчезло. Я протянул руку за кастрюлей.

- Сейчас. - коротко бросил Коваль и пошел к своему черному шкафчику.

Взял небольшую картонную коробочку, стал перебирать в ней спичечные коробки. Выбрав один, принес его к горну. Разогрев угол кастрюли, открыл спичечный коробок и, достав щепотью белый порошок, присыпал место пайки снаружи. Порошок сразу же прилип, а потом стал расползаться, закрывая своей белизной темное пятно. Тоже самое он проделал внутри кастрюли, нагревая ее так же снаружи.

Затем стал водить кастрюлю кругами над пламенем. На глазах творилось чудо. Серовато-рыжее от старости дно кастрюли белело на глазах. Даже я понял, что разогретая эмаль сплавилась и приобрела первозданный вид. Стала как новенькая. Оказывается, Коваль сбивал с негодной посуды эмаль различных цветов и в спичечных коробках хранил ее до случая.

Коваль много лет не переставал удивлять мой детский ум. Каждый мой визит в кузницу приносил что-то новое, поучительное. В кузнице я приобретал и совершенствовал технические навыки, пригодившиеся затем в жизни в целом и в медицине в частности. Основы слесарного искусства, без преувеличения, были заложены во мне Ковалем.

Благодаря ему, я научился чувствовать в работе металл и не только. Его технические решения, подсказанные не академическими знаниями, а чаще всего богатым жизненным опытом и природной смекалкой, удивляли оригинальностью и простотой.

Однажды, занимаясь фотографией, мне понадобилось удлинить узкий пропил в пластмассовой детали фотоувеличителя. В пятидесятые о надфилях в селе было весьма отдаленное представление. С деталью фотоувеличителя я отправился к Ковалю. Осмотрев деталь, он достал фанерный пенал. Там были болтики и гайки самых малых размеров.

Выбрав длинную тонкую шпильку с нарезанной до половины резьбой, нагрел докрасна и небольшим молотком расплющил резьбу на всем ее протяжении до размеров щели. Примерив к щели детали, Коваль снова нагрел расплющенную шпильку до ярко красного цвета и быстро опустил в кружку с водой, закалив, таким образом, новорожденный инструмент. Затем бережно и ловко удлинил пропил в принесенной мной детали так, как будто занимался обработкой пластмасс всю жизнь.

Мне посчастливилось быть свидетелем того, как раскаленный обломок рессоры Коваль с помощью узкого бородка и молотка превращал в рашпиль для опиливания конских копыт. В конце пятидесятых в условиях села с инструментарием было весьма проблематично. Особенно со сверлами и напильниками.

Я наблюдал, как Коваль, раскалив распущенную продольно рессору с помощью дяди Сяни превращал в плоский драчевый напильник. Все происходило, на первый взгляд, довольно просто. Раскаленную пластину на наковальне удерживал дядя Сяня, а Коваль широким, тщательно заточенным острым кузнечным долотом ровными ударами насекал рифление. После закалки напильник служил довольно долго.

Закалка стали в кузнице требует отдельного разговора. Выбранный для работы металл Коваль тщательно исследовал, прогибая его, ударяя по наковальне или наоборот, ударяя по металлу прутком арматуры. Пробовал напильником или зубилом. Закалка стали у Коваля напоминала священнодействие.