Вдова для лорда

Для Елизаветы рождение внучки оказалось весьма незначительным событием. Она считала, что появление наследника имело совсем другое значение: сын – продолжатель рода Калиновских, а не дочь, копия меня.

Свекровь не особо интересовалась Снежкой, подарков не дарила, вниманием обделяла, сухо поздравляла с днем рождения, а когда появлялась в гостях вместе с Алисой, приторно сюсюкалась с молчаливым ребенком. Снежка дичилась их, как двух незнакомок, и всегда пряталась то за мной, то за Кириллом.

Наша маленькая Снежинка, как называла ее моя мама, была любознательным и творческим ребенком. Она обожала рисовать, собирать мозаики, читать красочные книжки со сказками, а позже увлеклась лепкой.

Мы с ней посетили совместные курсы матерей-дочерей по гончарному делу, откуда принесли Кириллу кособокие чашки и расписанные узорами тарелки. В тот вечер муж долго смеялся, но чай пил из поделки дочери. Эта посуда до сих пор хранится в нашем кухонном шкафчике. Немного погодя моя мама научила внучку вязать крючком и вышивать крестиком. На пятилетие мы с мужем подарили Снежане графический планшет для рисования и набор для бисероплетения.

От Кирилла дочь унаследовала серо-голубые глаза, а от меня – волосы мышиного цвета, курносый нос и губки в форме сердечка. Она взяла от нас все лучшее и должна была вырасти настоящей красавицей.

Характером Снежка также пошла в нас обоих: спокойствие отца плюс мое упрямство. Если она чего-то не хотела, то было бесполезно ее заставлять.

Ребенок стал воплощением нашей с Кириллом любви, желанный лучик света, которому я радовалась каждый день, особенно после гибели мужа. Автомобильная авария, мгновенная смерть.

Елизавета Рудольфовна меня к нему даже не подпустила: на опознание ездила сама, похоронами занималась тоже она. Была бы ее воля, то и к могиле Кирилла свекровь не разрешила бы подойти, обвиняя меня в смерти горячо любимого сына.

Золовка также не отличалась тактом и на мой вопрос «Почему же я виновата?» ответила, что в тот день Кирилл должен был остаться ночевать у них, но из-за моего сообщения поехал к нам со Снежаной. А ведь я ему написала только то, что соскучилась и с нетерпением жду возвращения.

Словесными обвинениями в мой адрес их порывы не закончились, и бывшая свекровь решила лишить меня оставшейся нам со Снежаной квартиры. Но поскольку та была нажита в браке, и в ней прописаны мы с дочерью, свекровь только зря тратила деньги на юристов. Только в своих снах она видела, как выгоняет невестку с приплодом. Я, по ее мнению, была виновата одним своим существованием в этом мире.

Моя мать – Бронислава Константиновна Вольская, юрист от бога, узнав о кознях Елизаветы, которую терпела только ради меня, взяла на работе двухнедельный отпуск и примчалась ко мне для поддержки.

Мама была волевой женщиной. Она выросла в благополучной, но стесненной в средствах семье учителей. С самого детства грызя гранит науки, она получила заслуженную золотую медаль. Окончив юридический факультет с красным дипломом, удачно устроилась на работу в суд по специальности «уголовное право».

Мама гоняла на старом «Фиате», курила сигареты «Капитан Блэк» и пила исключительно крепкий кофе.

За два дня до гибели Кирилла нашей дочери исполнилось пять лет, но вместо планируемой поездки в парк аттракционов мы отправились на похороны.

Ещё много дней я ходила по квартире из комнаты в комнату, то обнимая свитера Кирилла, то надевая его футболки. Вдыхала запах подушки по ночам, надеясь, что в замочной скважине повернется ключ, и муж войдет в квартиру со знакомой фразой:

– Родная, я дома! Задержался на работе. Представляешь, что Кешка опять учудил со своими договорами?

Но меня окружала тишина. Ни одну из его вещей я не отдала свекрови, которая даже пыталась взломать дверной замок, чтобы проникнуть в нашу квартиру и унести все, что касалось ее мальчика. Тут уж я не выдержала и пригрозила вызвать полицию.

Прошло три недели после похорон, и одному богу известно, как я их пережила. Все дни для меня слились в поток нескончаемых слез, криков в подушку до хрипоты, чтобы дочь не услышала, и завываний под струями душа за закрытой дверью ванной.

Шеф, видя мое состояние, впервые за годы работы обнял меня, как родную дочь, и пожалел. А затем в своей военной манере строго приказал не появляться, пока не приду в себя.

Сейчас мы с мамой сидели в светлой кухне за столом. Она неторопливо пила кофе из маленькой чашечки, периодически выдыхая сигаретный дым и буравя столешницу взглядом.

Снежана спала крепким сном в своей спаленке. В связи с нервным потрясением врач прописал ей успокоительное, и теперь без этого лекарства моя девочка не могла уснуть.

На похоронах она тоже не проронила ни одной слезинки. Мы обе не могли принять произошедшее и только спустя пару дней в объятьях друг друга осознали, что навсегда потеряли нашего любимого мужа и отца.

Я сидела напротив мамы, прижав ледяные пальцы к горячему лбу – слез во мне не осталось. Моя душа опустела и покрылась ледяным безразличием.