Вдова Его Величества (СИ)

Нет, прочь из головы. Это будет завтра, а сегодня… сегодня солнце касается щек Катарины. И губ ее. И она делает глоток согретого воздуха, чтобы выдохнуть его на камень.

И еще.

И снова.

Воздух раскаляется, а руки рвет болью. Будто в кипяток опустила. Или в тот самый огонь, что менял флейту. Пусть будет она… хрупкой, как Джио, и столь же прочной.

Чудесной.

Завораживающей. Непонятной обычным людям, но удивительно волшебной. Пусть согреется, наконец, Катарине не жаль силы. Куда ей девать? Разве что поделиться с камнем.

Во рту стало солоно.

Но камень принял и кровь так, будто именно ее и не доставало. Или и вправду… сила потекла легче, она уходила сквозь сеть, словно той вдруг вовсе не стало. Но нет, она была, она рвала Катарину на части, но больше это не казалось важным.

Главное — успеть.

Пока солнце высоко. Пока жар плавит тело. Пока она, Катарина, вовсе жива. И когда из глаз-таки посыпались слезы, камень и их выпил. А затем вдруг стало легко-легко. И Катарина даже обрадовалась этой легкости, вдруг показалось, что стоит ей взобраться на подоконник, оттолкнуться и руки расправить, как она взлетит.

Правда, сил хватило лишь на то, чтобы доползти до кровати.

Катарина рухнула на покрывало и блаженно зажмурилась. Флейту она спрятала под подушкой. Она отдаст ее Джио потом. А пока… пока она посмотрит сон, тот самый, про небо бескрайнее, в котором Катарина парила свободно, ведь была птицей с огненными крылами.

Разве не чудо?

Приют прятался в той части города, в которую люди приличные старались без особой надобности не заглядывать. Здесь пахло грязью и человеческими испражнениями, что текли по открытым канавам, а порой и не текли, стояли, кисли, наполняя окрестности зловонием.

Над канавами поднимались ядовитые миазмы.

И глиняные, слепленные наспех, стены домов не казались сколь было надежной защитой. Здесь было людно и суетно, а под ногами сновали крысы, вовсе не стесняясь иных обитателей этого места. Впрочем, к темному дому, что устроился близ старой городской стены, они старались не подходить.

Кайден крыс понимал.

Донельзя благоразумные животные.

Он и сам не сразу переступил незримую черту. А стоило сделать шаг, как отчетливо хрустнула граница, почти выпустив набрякшую силой изнанку.

Вот же…

И как Кайден пропустил это место?

Впрочем, кроме ощущений ничего особенного в здании не было. Не новое, но заботливо подновленное. С двускатною крышей, из которой поднимались толстые кривоватые трубы. С окнами, что тускло поблескивали настоящим стеклом. С высоким порогом и бледной девицей, заставшей на этом пороге.

Кайден поклонился девице.

А она оскалилась.

— Только попробуй, — предупредил он, коснувшись клинка, и Призрак согласно заворчал. Ему тоже не нравилось это место.

И паучиха.

— Где старшая?

В тонких пальцах девушки плясало веретено, наматывая белесую нить паутины.

— С какой стати, — она все же заговорила, слегка притапливая слова, — я должна тебе говорить?

Дверь открылась, и на пороге появилась еще одна паучиха.

И еще одна.

И… сколько их скрывалось там, внутри дома? Призрак притих, а Тьма зашевелилась, намекая, что твари опасны, пусть и молоды, пусть яд их не вошел в полную силу.

— С той, что если не скажешь, я просто спалю это место. И вас вместе с ним.

— А сумеешь? — веретено замерло в верхней точке, а девушка пригнулась, и в этот момент стало очевидно, сколь мало в ней осталось человеческого. Раздвинулись руки, натянулось платье на спине, и под тканью что-то завозилось, задвигалось.

— Попробую, — Кайден обнажил оба клинка. — Или нет. Или просто шагну и сломаю стену, а затем позову сюда тварей с изнанки. Может, и отобьетесь, но ведь многие полягут, так?

Девица зашипела.

— Не стоит, Марьяна, — этот мягкий голос разом успокоил паучих. — Сколько раз я говорила тебе, что следует проявлять большую сдержанность. Мы рады принимать того, кто помнит вкус Мертвой воды.

Она была красива, леди Тирби, в девичестве Болрстоп, последняя из славного некогда рода.

Она была настолько красива, что Кайдену пришлось потереть глаза, избавляясь от наваждения.

— Не стоит, леди.

— Простите, — она улыбнулась, показывая, что все — не более, чем случайность. И не стоит обижаться. — Порой мне сложно это контролировать.

— До сих пор у вас неплохо получалось.

Она смотрелась чуждо в этом месте. Соболя на плечах. Жемчужная нить на шее. И перстни на пальцах.

Паучихи любят украшения, но не все, а лишь те, которые кажутся им в достаточной мере совершенными.

— Прошу войти в мой дом.

— Воздержусь.

Она покачала головой и сказала:

— Клянусь своей кровью и своей силой, что не причиню тебе вреда, сын Феанора и тот, кто был изгнан.

— Я не был изгнан.

— Разве? — губы слегка тронули. — Не важно. Ни я, ни кто бы то ни было из тех, что обитает в доме моем, не повредят тебе.

Кайден клинки убрал.

Но руки положил на пояс, показывая, что извлечь их не так и долго.

— А если какая-то из моих дочерей приглянется, мы будем только рады…

— Нет.

— Разве они недостаточно хороши?