Посмотрела в окно и дернулась, увидев девочку с маленьким ребенком у метро с протянутой рукой. Тут же вспомнилась Эрдэнэ и мальчик. Ни черта она ни в чем не виновата. Никаких угрызений совести. Это он виноват. Хан. Он выбрал, как всегда, не ее, свою преданную собаку, свою тень, а шлюху белобрысую, которая ничерта из себя не представляла. Это он — неблагодарный ублюдок, который ничего ей не дал за это время. А ведь она могла предать Албасту, суку мерзкую, и все рассказать, могла для него звезду с неба достать. Но ему не надо было. На этой своей помешался. На дешевке. Всегда думала, ждала, что вот надоест ему… Ничего. Теперь настанет другая жизнь. У нее столько денег, сколько не снилось даже Хану и его проклятому деду!
— Быстрее можно ехать? Зачем этой дорогой? Здесь пробки!
Когда дверь машины распахнулась, она заорала, даже пыталась выбраться из машины, но к ее рту прижали кусок ткани с едким запахом, и она погрузилась в беспамятство.
Небо было молочного цвета. Раскаленное, страшное, без солнца, без туч, без звезд. Раньше она всегда считала, что страшный цвет — черный. Она ошиблась. Самый страшный цвет — это молочно-белый. Цвет смерти, цвет проклятий, цвет ненависти. Потом…потом они поняли, что это не небо, что это повязка на их глазах.
Они тащили друг друга в разные стороны. Одна пыталась ползти к деревне, а другая — к воде. Третья мычала и тянула в бок.
— Кудаааа? — орала диким голосом Албаста. — Выыыы, суки, я ссказала, идти надо вперед! Тупые куры!
— Она притащит нас к своим, и там с нами расправятся! — хрипит Цэцэг, изо всех сил вытягивая шею, шевеля связанными руками. Их соединили в одно целое. Связали спинами и руками друг к другу и вышвырнули где-то в поле или в степи, или в пустыне.
— Где мои деньги, тварь? Гдеее они?!
Они копошились на земле, дергались в бессильных попытках тянуть друг друга, пока не услыхали злобное рычание и не застыли все трое.
— Что это?
— Кто здесь?
— Заткнулись! Обе!
Она знала, кто здесь… она знала этот рык. Он был ей знаком.
— Зи…Зииииии…. она нам никто. Она чужая, из его семьи. Давай перетянем ее, давай! Она сожрет ее первой! Слышишь, первооой! И пока будет сытая, мы сможем бежать по-очереди!
— Кто сожрет? Кого? Я не….
Договорить не успела, сорвалась на дикий крик…. Позже в местных газетах Тирунелвели*1 появится статья о туристках, которые пробрались в тигриный заповедник Калаккад Мундантураи* пьяные и были съедены обитающими там тиграми.
****
Сложил газету вчетверо и сунул в карман. Бросил взгляд на брата и подмигнул ему, тот подъехал к дому и припарковался возле тротуара.
— Когда самолет?
— Сегодня вечером. Уверен, что не хочешь поехать со мной? Как раз к раздаче успеешь!
— Уверен. Мне тут надо дохрена раздать. Тамир поедет.
— Помощь не нужна?
— Тебе самому она нужна! Твоя империя прохудилась.
Ухмыльнулся и толкнул Тархана в плечо.
— Как знаешь.
А он хотел домой. Он дышал этой мыслью о возвращении. Хотел в свой лабиринт, к своим цветам… к памятнику Киары и к Джае…. К деду хотел. К этому старому козлу, по которому соскучился. Но вначале прокрался по коридору к кухне и застыл у двери.
Женщина не может быть прекрасна везде и во всем. Это, бл*дь, преступление. Особенно вот так вот на кухне, с мокрыми руками, наклонившись над раковиной, когда моет посуду. Когда они приедут домой, она снова станет леди с шлейфом слуг, но сейчас… он вдруг в полной мере ощутил, насколько она ЕГО женщина.
Он поймал ее в охапку, схватил сзади за бедра, толкнул вперед к раковине, не здороваясь, ничего не говоря, и жадно трахал пальцами. Пока она сотрясалась от оргазма над нарезанной красной рыбой, вонзился в нее с тихим рыком, кусая за затылок, и двигался со всей дури, насаживая на свой член, пока не разорвало от наслаждения на куски, пока не излился в нее до последней капли.
— Роди мне еще одного сына, Ангаахай!
— Рожу… месяцев через семь рожу, Тамерлан! — выгибаясь, хватаясь мокрыми руками за раковину.
Потом он выдыхал в ее волосы, сжимая ладонями тонкую талию.
— Через семь?
Вдыхая аромат кожи, проводя языком возле уха, еще пьяный, еще не совсем понимает.
— Мы привезли из степи подарок…
Резко развернул к себе и посмотрел в глаза, потом руки жадно к животу прижал.
— Ты…
— Да…да…
Подхватил ее под ягодицы и высоко поднял, так, что теперь она упиралась ему в плечи и смотрела сверху вниз.
— Готова вернуться домой, птичка? Там нас ждут! Домой подарок повезем!
Наклонилась к нему и обхватила его скулы ладонями.
— А ты готов вернуться домой?
— Да. Погуляли, пора и честь знать.
В доме царила тишина. Как будто после побоища все затаилось и замерло перед тем, как возродиться, как будто каждый куст дрожал от предвкушения. Он шел, придерживая на цепи Лалу, и смотрел, как впереди мечется белая тигрица. Как она беснуется, как прыгает по вольеру, как задирает лапы и бьется в нетерпении. Подошел вплотную и приложил обе ладони — тигрица тут же ткнулась в них холодным носом.
— Моя девочкааа… смотри, кого я привез. Узнаешь ее? Узнаешь свою сестру?