Вдова Кудер

Он понял, что это было частью воскресной традиции, и принес плетеное кресло с красной подушкой на сиденье и треугольной подушечкой в изголовье. Тати пошла снять туфли, которые, видимо, были ей тесны, и вернулась в новеньких голубых шлепанцах.

— Давай положим яйца в инкубатор. Сегодня утром градусник показывал тридцать восемь с половиной. Если чуть поднять фитиль…

Но сегодня воскресенье. Она еще успеет. Жандармы выпили водки, о чем свидетельствовали два грязных стакана.

— Ты взял трубку у Кудера?

И действительно, а где же был старик? Он исчез сразу после завтрака.

— У меня кончились сигареты, — признался Жан.

— Я дам тебе три франка, сходишь и купишь. Но не вздумай оставаться до вечера в деревне!

Посмотрев ему вслед, она разложила вязание и долго выбирала спицы.

Деревня почти вымерла. И только двое мальчишек лет шестнадцати-семнадцати, с лоснящимися лицами, развлекались на улице, что-то громко крича друг другу.

На обратном пути Жан встретил старого Кудера, который тоже принарядился и в черном костюме и широком белом галстуке, казалось, направлялся на свадьбу или похороны. Неторопливыми слабыми шагами он шел вдоль канала. Он притворился или не заметил нового жильца в своем доме.

— Однако ты там не задержался. Это хорошо! Садись! Возьми стул.

Он принес из кухни стул с плетеным соломенным сиденьем и уселся на него верхом. Потом молча выпустил голубую струйку табачного дыма, глядя на мальчишку, ловившего рыбу удочкой из длинного срезанного в лесу хлыста.

Тати вязала. Позвякивали спицы, и иногда она шевелила губами, считая петли. Когда она поднимала голову, он чувствовал, что она смотрит на него.

Наконец после долгого молчания она решилась заговорить:

— Ты не тот мужчина, который способен меня испугать.

А затем, словно начиная заводиться, продолжила:

— Все вы одинаковы! Вам бы только повыпендриваться! С виду вы словно готовы все разнести в пух и прах, а на самом деле…

Он не ответил. Может быть, он стал более сдержанным? Прошла туча. Он больше не видел мальчишку, ловившего рыбу.

— Жандармы сказали мне: «Тем хуже для вас! Мы вас предупредили».

Она замолчала и вывязала еще один ряд.

— А я им ответила: «Не такая уж я дура! Меня-то он не проведет».

— Они вам сообщили мое имя?

— Пассера-Монуайер. Оно легко запоминается, поскольку его можно прочесть на всех бутылках. Странно, что у вас та же фамилия, что и у владельца винных подвалов в Монлюсоне.

— Ничего странного.

— Что вы хотите сказать?

— Ничего странного, потому что это мой отец.

Он сказал это с беспечностью, словно забавляясь, и таким же тоном она возразила:

— Да ладно!

— Что ладно?

— Нет, мой мальчик. Я знаю месье Пассера-Монуайера. Я его очень хорошо знаю, моя сестра много лет была у него в услужении… Это слишком благородный человек, чтобы позволить своему сыну сесть в тюрьму. Кроме того, он достаточно богат, чтобы его сын нуждался в…

Она смолкла, посмотрела ему в глаза и спросила:

— Наверное, вам неприятно, что я об этом говорю?

— Да нет же.

— Ну, ладно! Я не об этом. Жандармы мне все рассказали. Они меня предупредили, что я вас беру на свой страх и риск. Ну а я, в свою очередь, хочу предупредить вас. Вы понимаете, мой мальчик? Я вас не боюсь, никого не боюсь. Сегодня воскресенье, и можно немного отдохнуть.

Она обратила внимание, что перестала обращаться к нему на «ты», наверное, потому, что речь шла о семействе Пассера-Монуайер.

— Ты должен беспрекословно подчиняться! И всё. Тебе нужно по утрам вставать чуть раньше, потому что скотина хочет есть. Она не будет ждать, пока солнце взойдет высоко. Принеси мои очки. Они на камине справа.

Часам к трем гуляющих вдоль канала стало значительно больше. Много было деревенских, чинно прогуливавшихся семьями. Впереди бегали дети, поддевая ногами камешки на дороге. Многие были на велосипедах, попадались и туристы с рюкзаками на спине. Трава стала более темной, а вода в канале почернела. И только молодая листва каштанов казалась свежей, светясь крупными золотыми солнечными пятнами.

— Когда тебя выпустили?

— Пять дней назад.

— Рене в свое время тоже получил полгода, и я каждую неделю ездила к нему на свидания. Бедный мальчишка! И за что? За несколько зажигалок, которые они не сумели продать прежде, чем их взяли, за несколько марок да несколько трубок.

— Они ограбили табачный киоск?