Читаем Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму полностью

За ужином Джерол и Том говорили о ведущихся спорах о том, где нам следует жить. Очевидно, они не хотели перебираться на другой берег реки, дальше от аэропорта, потому что Том считал аэропорт лучшим эвакуационным пунктом в случае нападения Вьетнамской народной армии (ВНА) на Паксе. Карлу же аэропорт виделся основной целью вражеской атаки, что подтверждалось минометным обстрелом аэропорта прошлой весной, когда снаряды разрывались со всех сторон, то улетая слишком далеко, то не достигая цели. Том сказал, что Карл собирался выдвинуть всем ультиматум. Предложить каждому либо переехать, либо покинуть базу. Карл был главным, и у других не было права голоса. В конце концов все супружеские пары, включая нас с Джоном, Джерол с Томом, Лору с Роджером и Элси с Джимом, переехали на новое место, а холостяки остались на базе возле аэропорта. Считалось, что в случае чего они смогут держать оборону, не отвлекаясь на защиту своих семей.

Из дневника Джона:


30 июля 1971 года

За ужином говорили о прошлой эвакуации после ракетной атаки на Паксе в мае [1971 года] и возможности нового нападения. Все дома на базе оборудованы бункерами, и люди спят, держа на тумбочке аварийную радиостанцию. Было решено, что семьям будет безопаснее на северном берегу реки Седонг, куда можно перебраться по однопутному мосту. Несколько выбранных домов американизировали. Некоторые пары противились такому решению, утверждая, что база безопаснее и ближе к аэродрому на случай эвакуации по воздуху. Контраргумент заключался в том, что аэродром всегда подвержен нападению, а следовательно, все живущие рядом с ним пребывают в опасности, особенно в случае недолета снарядов или неточной стрельбы. При прошлом обстреле стрельба велась так неточно, что снаряды падали по всему Паксе, на обоих берегах Седонга. Переезжающие на северный берег утверждали, что теперь им предстоит жить на подступах к городу, на пути у противника. Холостяки ничего не говорили. Они остались на базе. В итоге все семьи переехали, но споры так и не разрешились, поскольку противник больше никогда не устраивал обстрел.


Поев, мы еще выпили, и наконец мы с Джоном вернулись к себе. Было уже за полночь. Наш первый день выдался долгим. Помню, как я сказала Джону, что почувствовала себя брошенной, когда он оставил меня одну. Он ответил, что я к этому привыкну. Он объяснил, что такова специфика работы в полевых условиях. Постоянные задержки, семидневные рабочие недели. И он был прав.

Через неделю мне оформили допуск низшего уровня, чтобы я могла приступить к работе на полставки. Меня определили в центр поддержки командования, к Маку. Он давал мне на перепечатку длинные списки цифр из финансовых реестров и требовал абсолютной точности. Мак также научил меня находить неизбежные ошибки в столбцах напечатанных цифр.

Нам предписывалось ежемесячно проводить аудит, поэтому мы каждый месяц пересчитывали лежавшие в хранилище кипы, а их были целые миллионы. Когда я приехала в Лаос, официальный обменный курс составлял 500 кипов к одному американскому доллару, но затем он опустился до 1000 кипов за доллар. Отправляясь за покупками при такой экономике, мы в буквальном смысле брали с собой целую сумку кипов. Расплачиваясь кипами с местными лаосскими войсками, Мак клал пачки кипов в коробки и отвозил их на пикапе к месту дислокации. Эти дни ему явно не нравились, потому что ему приходилось брать личный пистолет. Мак часто говорил мне, что терпеть не может оружие, и я разделяла его чувства. Признавая, что мы живем в зоне военных действий, мы с Маком предпочитали оставаться в глубоком тылу.

Мак многое рассказал мне о нашей миссии в Лаосе. Он помог мне понять, что лаосское отделение играет важную роль в американской военной операции во Вьетнаме, хотя мне порой и казалось, что мы занимаемся пустяками. Он пояснил, что на юге Лаоса работает около двух десятков офицеров ЦРУ, которые препятствуют снабжению противника из Южного Вьетнама боеприпасами и пополнению его личного состава. Они обеспечивали необходимое боевое охранение для огромного американского контингента в Южном Вьетнаме. Я начинала понимать, как ЦРУ работает в таких местах. Ставка делалась не на численность, а на грамотное использование ограниченных ресурсов, что оказывало гигантское влияние на ход войны. Джон говорил мне, что гордится миссией в Лаосе, потому что американская армия бросила бы на выполнение тех же задач многие тысячи человек, а ЦРУ ограничивалось несколькими умелыми, преданными делу офицерами. Пояснения Джона и Мака казались мне вполне разумными.


22 июля 1971 года

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное